домогательств».

— В чем суть жалобы Нерины Сталь?

— Набор бессмысленных фраз. Якобы Адам не давал ей проходу, все время лапал в кабинете, постоянно пытался затащить ее к себе домой, хотя всем известно, что дома его всегда дожидалась… скажем так, не вполне адекватная жена Ксандра, и Адам действовал совершенно иначе.

— А потом?

— Мы сказали Нерине: пусть уходит. Мы ее отпускаем. И все. Буря улеглась. Таня Бота явилась к нам с адвокатом, мы предложили ей тридцать тысяч отступных, и она осталась довольна. По-моему, сейчас она запускает диск с записью духовных гимнов под каким-то малоизвестным лейблом. Сейчас все певцы на африкаансе рвутся исполнять госпел.

— Когда в последний раз о Барнарде ходили подобные слухи?

— Точно не помню… наверное, всякий раз, когда газетчикам больше не о чем было писать… да, Регардт?

— Последние полгода вроде тихо. Но теперь Адам умер, и…

— Представляете, какой начнется шум? И никто не вспомнит, что он буквально возродил музыку на африкаансе из небытия!

— В самом деле? — удивился Деккер.

— Ни один человек не сделал для лёйстерлидьи столько, сколько сделал Адам Барнард. Разве что, может быть, Антон Госен…

— Что такое лёйстерлидьи?

— Это было еще до вас, в начале восьмидесятых. Попробуйте представить, что тогда творилось на эстраде. В семидесятых годах африканеры слушали всякую чушь: Джима Ривза, Ге Корстена, «Груп Тви», «Герби и Спенса»… легковесные песенки со словами типа: «я тебя люблю, я тебя люблю». Тогда шел золотой век апартеида, никто не хотел думать, все хотели только подпевать. Потом на сцену вышли Антон Госен, Кос дю Плесси. Они писали настоящие, сильные вещи, у них были стихи… В общем, тогда возникло движение музыкантов и бардов, только не спрашивайте меня, почему их называли бардами! На африкаансе движение называлось лёйстерлидье. В песни Антона и других нужно вслушиваться, их невозможно просто мурлыкать про себя. Они заставляют думать… Адаму было лет двадцать с небольшим, он работал в крупной юридической корпорации «Де Врис энд Котзе», но работой своей тяготился. К тому же он страстно любил музыку. Он слушал всех исполнителей, ездил по пивным, по маленьким клубам. Скоро он понял: талантов среди исполнителей много, но большие звукозаписывающие студии не интересуются ими. Гигантам музыкальной индустрии интересны только готовые звезды. Потом Адам открыл Ксандру. Вы знаете, что Алекса Барнард в свое время была звездой первой величины?

— Слышал…

— Адам ушел с работы и основал фирму «Африсаунд». Он заключил контракт с Ксандрой и несколькими другими исполнителями. Покупал для них песни у лучших композиторов, занимался рекламой, маркетингом. Он еще тогда понимал, что за ними будущее. И оказался прав. «Африсаунд» не сразу, но набрал обороты. А потом появились Voёlvry, «Свободные, как птицы», и он получил известность по обе стороны разделявшей нас стены…

— Кто такие «Свободные, как птицы»?

Маутон вздохнул.

— Вы когда-нибудь слышали об Йоханнесе Керкорреле и Косе Комбёйсе?

— Да.

— Ну вот, они и составляли основу движения «Свободные, как птицы». Ездили по студенческим городкам, давали концерты… Я помогал организовывать их гастрольные туры. Мы спали в палатках; у нас не было ни студии, ни собственного лейбла. В конце восьмидесятых мы продавали кассеты с записями прямо из багажника микроавтобуса. Я был «мальчиком за все»: водил грузовик, следил, чтобы ребята не напивались, покупал еду, инструменты, отстраивал аппаратуру, расклеивал афиши, продавал билеты… Тогда нам жилось трудно, но это было здорово. Voёlvry можно перевести еще и как «Вне закона». Участники движения исполняли на африкаансе музыку протеста, они выступали против апартеида. Вы не представляете, с каким восторгом слушали их студенты! Они приходили тысячами… А их родители в «белых» пригородах слушали любовные баллады. И вдруг прямо у них под носом зародилась новая волна! Именно тогда ко мне приехал Адам; тогда мы начали работать вместе. Именно мы узаконили движение «Свободные, как птицы». Мы начали официально выпускать кассеты и диски с лейблом «Свободные, как птицы», мы исследовали рынок, сделали рекламу. Постепенно движение набирало обороты… Как же обстоят дела сегодня? Музыка на африкаансе пользуется бешеным спросом. К тому же сейчас под угрозой существование нашего языка… А газеты не находят лучшей темы, чем сексуальные домогательства или скандально известная песня Бока ван Блерка «Генерал Де ла Рей»! Почти никто не дослушивает до конца остальные песни на его диске, хотя в большинстве его песен ни слова о политике! Почти все про секс и алкоголь! Вы в курсе?

— В курсе чего?

— Вы хоть слушали диск «Де ла Рей»?

Деккер покачал головой и, помолчав, спросил:

— В последнюю неделю Адам Барнард ничего не говорил о некоем DVD-диске?

— Каком DVD-диске? — непритворно удивился Маутон.

— Вообще о любом.

— Мы сейчас запускаем в производство два DVD-диска. Живой концерт Джоша и Мелинды Гейсер…

Деккер снова покачал головой.

— Барнард что-нибудь говорил о DVD-диске, который он получил по почте?

— Зачем кому-то посылать ему DVD? За производство и рекламу отвечаю я. Если нам что-то и присылают, материалы попадают ко мне.

— Мы предполагаем, что он все же получил бандероль с диском. На прошлой неделе. Он ни о чем таком не говорил?

— Если и говорил, то не мне. А что это за DVD? И кто сказал, что Адам получил такой диск?

— Он сам просматривал свою почту?

— Кто, Адам? Да, конечно, а кто же еще?

— Разве у него нет секретаря?

— Наташа считается нашей с Адамом общей личной помощницей, но почту она не вскрывает. И потом, почти всю переписку мы ведем по электронной почте. Если бы кто-нибудь прислал на наш адрес DVD-диск, она принесла бы его мне. Что на нем было записано?

— Мистер Маутон, пока я не могу посвятить вас в подробности. С кем можно побеседовать о том, какие платежи производил мистер Барнард на прошлой неделе?

— Платежи?! Господи, это-то вам зачем?

— Вилли… — проворчал Груневалд.

— Регардт, «Африсаунд» — моя компания, и я имею право знать. Какие слухи распускают Гейсеры?

— Вилли, следствие еще не окончено. Значит, он не обязан…

— Я все понимаю, Регардт, но теперь, когда Адама больше нет с нами, компания принадлежит мне…

— Мистер Маутон, к сожалению, вы обязаны отвечать на мои вопросы.

У Маутона на шее снова заходил кадык; он затеребил пальцами серьгу в ухе.

— Спрашивайте!

— С кем можно побеседовать о том, какие платежи производил мистер Барнард на прошлой неделе?

— Кто вас интересует?

— Мне все равно.

— Адам отвечал за финансовую сторону и осуществлял общее руководство. Он подписывал чеки. Но наверное, Ваутер в курсе. Ваутер — наш главный бухгалтер.

— Где его найти?