я пытался выровнять ход.
— Леммер!
Завизжали шины, БМВ развернуло на сто восемьдесят градусов. Теперь его капот снова смотрел в сторону перекрестка. «Ниссан» устремился к нам. Я уже видел стрелков — на головах у них были вязаные шлемы с прорезями для глаз, на руках перчатки — так мне показалось.
Я попытался развернуть машину, но в нас что-то врезалось.
Углом глаза я снова уловил слева какой-то блеск. Солнечный зайчик? Оптический прицел? Я крутанул руль. Руки у меня стали липкими от пота. Я дал полный газ.
Хлоп! Конец еще одной покрышке — правой задней. БМВ закачался и задрожал.
— Леммер!
— Успокойтесь!
Я повернул и прибавил газу; перед машины развернулся дальше от вязаных шлемов; теперь он смотрел на север. «Ниссан» приблизился к нам, отчаянно пыхтя. Он развернулся как раз вовремя. Я представил, как исказилось лицо водителя, скрытое шлемом. Я снова дал полный газ. Лопнула задняя покрышка. Душераздирающий лязг металла об асфальт. Мы дернулись вперед, подальше от них. Проехали тридцать, сорок, пятьдесят метров.
Со скрежетом, дергаясь во все стороны, машина наша держалась на середине дороги. Мы прибавляли скорость. Впереди показались встречные машины.
Они выстрелили по левой задней покрышке, чтобы БМВ стал совершенно неуправляемым. Мне пришлось замедлить ход. Иначе нам бы пришлось вылезти из машины. Замедление оказалось неправильным решением. Я видел в зеркало заднего вида, как они выходят из «ниссана» и бегут к нам. Я развернулся поперек дороги, въехал в высокую траву, проехал как можно дальше и в последний раз прибавил газу. Мы съехали с дороги.
Машина проломила ограду; по обе стороны от нас слышался лязг рвущейся проволоки. Я нажал на тормоз и в последний раз крутанул руль. Мотор заглох; внезапно стало очень тихо.
— Вылезайте!
Она открыла дверцу, но вылезти не смогла. Я отстегнул ремень безопасности и повернулся к ней.
— Вы еще пристегнуты. — Я нажал на кнопку, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — А ну, вылезайте! — Я открыл дверцу и выскочил из машины.
Она уже была на ногах. Я схватил ее за руку и потащил прочь от БМВ.
— Подождите! — вскрикнула она. Повернулась, нырнула в машину, схватила сумочку, а потом сама схватила меня за руку.
Послышался свисток локомотива. Железная дорога севернее. Я бросился на звук, таща ее за собой.
— Ниже голову! — заорал я.
Трава здесь была не такая высокая, как вдоль дороги, но можно было укрыться в зарослях мопани и верблюжьей колючки. Сзади прогремел выстрел. Пистолет! Пуля прожужжала правее нас.
Снайпер с винтовкой, тот самый, который так искусно прострелил нам шины, находился где-то западнее нас. А двое в вязаных шлемах, закрывающих головы, гнались за нами по пятам.
Еще два выстрела. Оба мимо. Они не знали точно, где мы находимся.
Впереди загрохотал товарный поезд. Рельсов еще не было видно. Я побежал быстрее, таща Эмму за руку. Мне под ноги попалась какая-то ямка — очевидно, нора трубкозуба. Я перепрыгнул ее, а Эмма споткнулась и упала навзничь, выдернув руку. Видимо, она ударилась головой о камень или корягу. На правой скуле, под глазом, появилась двухсантиметровая ранка, которую она прикрывала рукой.
— Вперед, — сказал я, поднимая ее на ноги.
Глаза у нее остекленели. Я оглянулся. Наши преследователи приближались.
— Леммер…
Я потащил ее вперед.
— Нам надо бежать!
— Я… — она приложила руку к животу, задыхаясь, — кажется, я что-то сломала…
— Потом, Эмма! Сейчас нам надо двигаться.
Рот ее был открыт; она тяжело дышала. Из щеки шла кровь. Пришлось нам замедлить ход.
Поезд!
Когда он вылетел из-за поворота, уши у меня заложило от грохота. Дизельный тепловоз тащил грохочущую коричневую многоножку из товарных вагонов. Нас отделяла от железной дороги колючая проволока. Потом надо было подняться по насыпи к рельсам.
Я потащил ее вперед. Времени на то, чтобы перерезать колючку, не было. Я обхватил ее обеими руками поперек талии.
— Нет. — Она ахнула и сморщилась — видимо, от боли в ребрах.
Я поднял ее над проволокой и бросил. Она приземлилась на другой стороне. Я разбежался, подпрыгнул и, сделав сальто, приземлился на ноги. Эмма пыталась встать. Неизвестные в шлемах приближались. Им оставалось пробежать шестьдесят-семьдесят метров. Их было двое. Вдруг они остановились и кому-то замахали руками. Тогда я увидел снайпера — теперь он был сзади от нас. Рослый белый мужчина в камуфляже и бейсболке. Он припал к земле. Вязаные шлемы оглянулись и снова бросились к нам.
Я склонился над Эммой. Она свернулась калачиком, пытаясь выговорить: «Леммер», но ее слова заглушал поезд. Выглядела она неважно. Кровь из раны бежала по шее. Глубокий порез! Но куда серьезнее меня волновали ее ребра.
Времени не было.
Я подсунул левую руку ей под спину, крепко прижал ее к себе и рванул вверх по насыпи. Ее сумочка осталась лежать в траве. Мы бежали вдоль состава, но он ехал слишком быстро. И все же поезд был нашим единственным шансом на спасение. Я протянул правую руку вперед, дождался, пока с нами поравняется следующий вагон, и схватился за поручень. Меня больно ударило; вагон проплыл мимо. Неудача! Пришлось ждать следующего. На сей раз мне удалось схватиться за поручень. Нас дернуло вверх. Я изо всех сил прижимал Эмму к себе. Она была слишком тяжела для одной руки, но мне все же как-то удалось втащить ее на площадку между двумя вагонами. Мы оба упали; я обо что-то ударился головой. Но Эмму я не выпускал. Нащупывая ногами опору, я старался не потерять равновесия. Я поднял ее на ноги и крепко прижал к себе. Она обвила мою шею руками и что-то прокричала — я не расслышал что.
Кажется, оторвались!
Я повернул голову. Вязаные шлемы стояли на месте.
Снайпер лежал на животе; перед ним стояла винтовка на подставке. Он смотрел в телескопический прицел.
Я увидел облачко дыма, вырвавшееся из ствола. Сам снайпер исчез из поля зрения. Вдруг Эмма дернулась и осела, выскользая из моих объятий. Я подхватил ее и принялся ощупывать.
Я не сразу увидел у нее на груди выходное отверстие. Он подстрелил ее! Меня захлестнула ярость. Глаза у Эммы были закрыты… Вдруг ее тонкая футболка не выдержала, порвалась — и Эмма медленно полетела на насыпь. У меня в руках остался только клочок материи.
Я сгруппировался и спрыгнул. Перед глазами замелькали камни, трава. Я ударился о землю плечом и покатился по насыпи, шипя от острой боли. По пути ударился обо что-то еще. Наконец, я остановился, но встать не смог. Мне надо было найти Эмму. Наверное, выбил плечо. И сломал правую руку. Дышать я не мог, но попытался встать. Когда я сделал вздох, то закричал от боли. Спотыкаясь, я побрел вперед и упал. Снова поднялся на ноги.
А потом я увидел ее. Она лежала на земле тихо, как мертвая.
— Эмма! — позвал я, но с моих губ не сорвалось ни звука.
Она лежала ничком. На затылке у нее была кровь. И на спине — в том месте, куда вошла пуля. Я перевернул ее левой рукой. Она не реагировала, тело обмякло. О господи, только не это! Я прижался к ней грудью, подсунул левую руку ей под спину, прижал ее к себе и, шатаясь, встал. Она безжизненно прижалась к моему плечу. Дышит ли она?
