— Вот как они пытались вломиться сюда на той неделе!

— Кто? — спросила Эмма.

— Кто знает? Мы считаем, это были люди Патуди. Ночью решеток на окнах не видно. Франк услышал звон разбитого стекла и включил свет.

Бранка отпер дверь — сначала обычный замок, потом американский автоматический. Интересно, подумал я, все ли они так же заботились о своей безопасности. В домике было темно, занавески задернуты. Бранка включил свет. Для описания жилища Коби лучше всего подошло бы слово «спартанское». Узкая односпальная кровать у стены, некрашеный сосновый комод, два старых кресла и высокий встроенный буфет из выцветшего белого меламина. Стены голые, на полу — старый плетеный ковер с африканским узором. Две двери. Одна ведет в кухню, где находились квадратный темный деревянный стол и три деревянных стула, древняя электрическая плита и книжная полка. Другая дверь вела в ванную. Для холостяцкого жилища все довольно чисто и аккуратно. На спинке кресла висели джинсы. Эмма, озираясь, машинально потерла материю между пальцами. Бранка подошел к кровати, на которой что-то лежало — скорее всего, книга.

Он поднял ее и открыл.

— Фотографии, — сказал он.

Эмма подошла к нему. Бранка держал в руках маленький фотоальбом, в который помещались снимки стандартного размера, десять на пятнадцать.

— Это Мелани Постхумус, — сказала Эмма. — А вот и снимки самого Коби.

— Кто такая Мелани? Его подружка?

— Да.

— Два, три, четыре фото. Должно быть, он очень ее любил.

— А это Стеф Моллер, — сказала Эмма.

Бранка перевернул страницу.

— А это Франк. И я. А вот была одна девушка, доброволец из Швеции. Коби ей очень нравился. Мы думали…

— Что?

— Наверное, вы и сами догадываетесь…

— О чем?

— В общем, однажды утром мы увидели, как она выходит из домика Коби. Но потом она уехала. Как уезжают все. — Бранка пожал плечами. — Вот и все.

— Погодите! — Эмма отняла у него альбом и открыла его. — Смотрите! — Она протянула альбом мне. — Не хватает двух фотографий. В самом начале.

Я взглянул. По обеим сторонам страницы были только прозрачные пластиковые конверты с белым фоном и очертаниями когда-то лежавших там фотографий размером с почтовую открытку.

— Эта комната… Здесь все выглядит точно так, как после Франка? — спросила Эмма.

— Должно быть, да. Кроме него, здесь никто не был, — ответил Бранка.

— А уборщики? — Эмма вышла в кухню.

— У нас с Франком была горничная, но мы неряхи. Коби все делал сам.

На кухне едва хватало места для одного человека. Мы с Бранка остались в дверях. Эмма осмотрела книжную полку.

— Значит, альбом на кровати оставил Франк?

— Наверное.

Она обернулась:

— Может быть, он сам вынул снимки — хотел показать их мне.

— Может быть.

— Вы проверили сейф? Ничего не пропало?

Конечно, подумал я, он заглядывал в сейф — как только вынул оттуда четыре ружья.

— Нет. Когда я увидел кровь, мне не захотелось портить возможную улику.

Он лгал. И ложь удавалась ему прекрасно.

— Можно нам посмотреть? Мы осторожно.

— Хорошо, — согласился он.

Они вышли. Я быстро осмотрел кухонную полку. На нижней полке лежали журналы: желтые корешки «Нэшнл джиогрэфик», подшивка «Африка джиогрэфик». Остальные книги были о животных, об охране природы и содержании заповедников. Они стояли тесно. Здесь не было места для фотоальбома.

В сейфе фотографий не оказалось. Там лежали правоустанавливающие документы, списки пожертвований, финансовые отчеты и наличные деньги.

— Для чего деньги? — спросила Эмма.

— На всякий случай.

— Есть ли другое место, куда он мог спрятать снимки из альбома?

— Я посмотрю. Возможно, где-то в этой комнате. Но на осмотр потребуется время. У меня сейчас столько дел! Не знаю, что еще случится. Если я что-нибудь найду, обязательно дам вам знать.

— Спасибо.

Мы попрощались и вышли. Эмме хотелось отыскать того чернокожего ребенка, который принес ей записку.

Она снова вытащила записку, прочла ее и сложила пополам. Она держала ее в руке. Когда мы повернули на шоссе, там нас не ждали полицейские, которые хотели нас охранять. Я внимательно огляделся; я никак не мог понять, почему мне так не по себе. Потом сосредоточился на дороге, пытаясь игнорировать внутренний голос, который все время нашептывал: я должен сказать Эмме, что Бранка что-то скрывает. Это не помогло. Я попытался обдумать все рационально: дела Эммы меня не касаются, и от меня ничего не зависит. По всей вероятности, тайны Бранка не имеют никакого отношения к поискам Якобуса Леру.

Но записка у нее в руке беспокоила меня. Она была бессмысленной. Она не вписывалась в схему моих первоначальных подозрений.

— Зачем он прислал мне письмо только сейчас? — вслух удивлялась Эмма. — Ведь мы пробыли здесь уже три дня.

Очень хороший вопрос. Но времени на его обдумывание у меня не было. За железнодорожным переездом Клазери я посмотрел налево, в вельд, и увидел, как там что-то блеснуло. Что-то совсем не вписывающееся в общую картину. Я замедлил ход: мы подъехали к перекрестку, где дорога R351 сливалась с шоссе R40. Уголком глаза я увидел, как солнце на мгновение отразилось от металла. Я собрался повернуться и посмотреть, но разглядел старый синий пикап «ниссан», стоящий у левой обочины дороги, перед самым знаком остановки. В пикапе сидели двое; две дверцы распахнулись одновременно.

На головах у них были вязаные шлемы, в руках — оружие.

— Держитесь ближе ко мне, — велел я Эмме, вдавливая педаль газа в пол и глядя вправо — нет ли встречного транспорта. Мне пришлось на большой скорости повернуть налево. Все, что угодно, лишь бы убраться отсюда!

— Что происходит?

Я не успел ответить; послышался громкий хлопок — лопнула левая передняя покрышка.

Из-за притока адреналина мне показалось, что все в мире замедлилось — все происходило как в замедленной съемке.

Когда разлетелась покрышка, капот БМВ на секунду ухнул вниз. Я крутил руль, но он не реагировал. Мне хотелось оглянуться — понять, преследует ли нас «ниссан». Я снова нажал на акселератор. Задний привод на некоторое время послушался, и машина вписалась было в поворот, но я гнал слишком быстро, а у передних колес не было достаточного сцепления с дорожным покрытием. Задние колеса занесло к обочине;