головой.
— Инспектор, мой брат никого не способен убить!
— Значит, тот, кого я ищу, не ваш брат, мадам. Этот Кобус, он чокнутый… — Патуди постучал толстым пальцем по виску. — Его видели на месте преступления. Пятеро детишек видели его с ружьем в руках. Он вошел в хижину сангома, куда незадолго до того вошли охотники с убитыми стервятниками, и изнутри послышалась стрельба, а потом дети видели, как он выходит. Он побежал. Дети помнили его по «Могале»; они ездили туда на экскурсию от школы. Они не знают, что он ненавидит черных. Они не разбираются в политике и не слышали, как презрительно де Виллирс отзывается об «этих черномазых». Они видели только то, что видели.
Эмме были неприятны слова инспектора. Она отвернулась.
Патуди снова сел напротив Эммы. Голос его сделался немного мягче:
— Этот де Виллирс не похож на вас. Он не может быть вашим братом.
— Тогда почему убили Волхутера?
— Кто сказал, что его убили?
На лице Эммы застыло вопросительное выражение.
Патуди ткнул пальцем в сторону вольеров:
— Его задрал вон тот лев. Патуди вчера ночью вошел к нему в вольер. Говорят, он довольно часто выводил оттуда своего любимца, барсука-медоеда. Лев и медоед вместе росли с детства, но сейчас медоед вырос и стал задираться. Когда он пристает ко льву, лев может его ранить. Сегодня утром медоеда нашли в доме Волхутера, значит, его выпустили из вольера. Волхутер поступил неправильно, он сначала не усыпил льва снотворным. Такие вещи здесь случаются.
Эмма смотрела на Патуди так, словно взвешивала его слова, определяя, есть ли в них хоть доля правды. Она продолжала смотреть и после того, как он закончил рассказ. Наконец, она глубоко вздохнула, опустила плечи. Все указывало на то, что больше у нее нет вопросов.
Ее поведение вызвало сочувствие инспектора.
— Мне очень жаль, — произнес он.
Интересно, подумал я, чего ему жаль. Эмма молча кивнула.
— Вчера я не знал вашего номера телефона. Иначе я обязательно сообщил вам, что мои люди будут охранять вас. Местные очень рассержены. Они говорят, если они найдут де Виллирса, они его убьют. И тут вы приехали в полицейский участок и стали искать меня. Кто-то подслушал ваши слова. Тогда я многое узнал насчет того, как они собираются с вами поступить… — Он поднес руку к бритой голове и почесал за ухом.
Это был не единственный признак того, что он лгал. Ложь слышалась и в его голосе. До сих пор он стоял на твердой почве и говорил уверенно, однако сейчас как будто переключил передачу — в его интонациях слышалась мольба «поверьте мне».
— Ладно, не важно, — сказала Эмма.
Патуди встал:
— Миссис Леру, мне пора.
Сержант и констебль тоже зашевелились.
— Спасибо, инспектор!
Патуди попрощался с ней. Меня он игнорировал почти до тех пор, пока не вышел. Тогда он посмотрел мне прямо в глаза. Я точно не понял, что мелькнуло в его взгляде — предупреждение или вызов.
Мы с Эммой остались в зале. Она уперлась локтями в колени и опустила голову. Так она просидела некоторое время. Потом что-то пробормотала.
— Что, простите?
— Нам надо подождать. А потом я должна обязательно выяснить, не просил ли Волхутер что-нибудь мне передать.
На обратном пути в частный заповедник «Мололобе» Эмма попросила меня остановиться у мясной лавки в Клазери. Она вошла и вышла через пять минут с пакетом в коричневой оберточной бумаге. Села в машину и протянула пакет мне:
— Это вам, Леммер.
Я взял пакет.
— Можете развернуть.
В пакете оказался билтон — килограмма два, не меньше.
— Я заметила, как вчера вы набросились на мясо у Стефа Моллера.
— Большое вам спасибо.
— На здоровье.
Но передо мной была не прежняя Эмма. Искорка уже ушла. Мы доехали до «Мололобе» молча. Когда мы остановились перед нашим бунгало, она сказала:
— Не бойтесь, я не сплю, — причем на губах у нее проступила кривая улыбка.
Она пропустила меня вперед, чтобы я осмотрел все помещения и обошел нашего «Орла-скомороха» кругом, и только потом вошла внутрь. Дневная жара достигла высшей своей точки — можно сказать, стала практически невыносимой. Когда я подал ей знак, что можно входить, она исчезла в своей спальне, оставив дверь приоткрытой. Я услышал скрип пружин — она легла на кровать. Я прикинул, что мне делать дальше. Оставаться на веранде не было смысла. Я взял журнал «Африка джиогрэфик» и сел в кресло в гостиной — там кондиционер был самый мощный. Немножко подремать тоже будет не вредно. Я листал журнал и вдруг, наткнулся на разворот: «Медоеды». Так вот кто в ответе за гибель Франка Волхутера! Кстати, медоед — любимое животное Коби де Виллирса.
Я прочел статью. Да, попасть в Книгу рекордов Гиннесса как «самое бесстрашное животное на свете» — определенно подвиг, тем более что высота зверька всего каких-то тридцать сантиметров, а весит он не более четырнадцати килограммов!
Мужчина, вошедший в хижину, после чего его заподозрили в убийстве, вовсе не обязательно был бесстрашным.
«Медоеды обожают питаться змеями; однажды мы наблюдали, как самец весом двенадцать килограммов всего за три дня расправился с десятиметровой змеей».
Далее автор статьи описал медоеда, который поймал африканскую гадюку, был укушен, но через три часа поправился и съел свою добычу.
Жаль, что позавчера ночью у нас не оказалось такого зверька!
Вдруг я услышал из ее спальни какие-то подозрительные звуки.
Я отложил журнал и прислушался. Мне надо было убедиться наверняка. Из ее спальни доносились тихие всхлипывания.
Черт!
Ну и что в таких случаях прикажете делать телохранителю?
Я сидел тихо.
Иногда всхлипывания перемежались рыданиями, свидетельствующими о том, что у нее на самом деле большое горе.
Я встал и подошел к двери. Осторожно заглянул. Она лежала на кровати, и все ее тело сотрясалось в рыданиях.
— Эмма!
Она меня не слышала.
Я повторил — громче, отчетливее. Она не ответила. Я медленно вошел, склонился на ней, положил руку ей на плечо.
— Эмма!
— Извините, — проговорила она сквозь рыдания.
— Не нужно извиняться. — Я похлопал ее по плечу. Мой жест как будто немного помог.
— Леммер, все бессмысленно!
