— Я хочу кое о чем вас спросить, но не сейчас, а позже.
— О чем? — К Схютте мало-помалу возвращалась уверенность в себе.
— О, не волнуйтесь. Самые обычные вопросы, какие задают в подобных случаях.
— Да, конечно, — кивнул Схютте. — Пожалуйста.
Когда Яуберт вернулся в зал, Пейджел выключил яркий свет, натянул на свои короткие сильные пальцы прозрачные резиновые перчатки, откинул простыню с покойного Джеймса Дж. Уоллеса, взял большую лупу и маленький скальпель.
Патологоанатом начал обычную процедуру. Яуберт знал, что во время работы Пейджел хмыкает и бормочет себе под нос, если обнаруживает что-то важное. Но мнение свое Пейджел высказывал лишь в том случае, если бывал совершенно уверен. Вот почему Яуберт терпеливо ждал. Он упорно смотрел на стерильную раковину у стены. Каждые четырнадцать секунд из крана капала капля и падала в металлическую раковину.
— Смерть наступила в результате выстрела в голову. Пуля проникла в левую лобную пазуху, выходное отверстие расположено в двух сантиметрах над родничком. Выходное отверстие очень большое. Пуля с наконечником из мягкого металла? Возможно… возможно. Хорошо бы взглянуть на траекторию. — Пейджел покосился на Яуберта. — Калибр определить сложно. Локализация входного отверстия нетипична…
Яуберт кивнул, как будто все понимал.
— Выстрел в голову произведен с относительно близкого расстояния. С двух-трех метров. В грудную клетку — примерно с такого же расстояния. Кстати, второй выстрел тоже мог стать причиной смерти. Локализация типична. Дополнительные признаки не столь очевидно выражены. Температурное действие газов, копоти и пороховых частиц. На ворсистых тканях одежды от растекания газов в стороны ворс вокруг входного отверстия принял веерообразное расположение. Пробита грудная кость. Кровотечение отсутствует. — Пейджел снова поднял голову. — Капитан, смерть наступила уже после первого выстрела. Не важно, которого из двух. Потерпевший умер еще до того, как упал. Второй выстрел был лишним.
Яуберт поморщился. М-да. Еще один довод в пользу версии де Вита. Так действуют именно в мафиозных кругах. Может быть, де Вит все-таки прав? Но вслух он ничего не сказал.
— А теперь посмотрим, что там внутри. — Пейджел взял скальпель побольше.
Когда секретарша ввела в кабинет Яуберта и Гриссела, Схютте не поднялся с места.
— Садитесь, господа. — Он весело указал на современные стулья, стоящие перед большим столом со стеклянной столешницей. — Кофе, чаю? Лично я очень хочу пить, так что не стесняйтесь. — Схютте уже не был таким бледным, как утром в морге; испуг прошел.
Оба детектива попросили чаю и сели. Секретарша вышла и закрыла за собой дверь.
С утра прошло не так много времени, а на подбородке и щеках финансового директора «Квикмейла» уже синела заметная щетина. Схютте улыбнулся, блеснули белоснежные зубы.
— Итак, каким образом я могу вам помочь? — Улыбка тут же исчезла, как если бы он повернул выключатель.
— Мистер Схютте, мы хотим побольше узнать о Джеймсе Уоллесе. Вы, наверное, хорошо его знали? — спросил Яуберт.
— Мы с Джеймсом познакомились два года назад, когда руководство «Промейла» назначило меня сюда. Он был прекрасным человеком, — с благоговением в голосе произнес Схютте.
— Вы называли его Джеймсом? Вы были на «ты»?
— Почти все сотрудники звали его просто Джимми. Но сейчас это звучит как-то… — Схютте неопределенно взмахнул рукой и улыбнулся.
— Какие у него были отношения с коллегами?
— Джимми все любили. О, погодите, я понимаю, на что вы намекаете. Нет, капитан, среди нас вы его убийцу не найдете! — Схютте замахал обеими руками, словно отгоняя злых духов. — Я всегда говорю: мы все как одна большая семья. И Джеймс был членом нашей семьи. Его все любили. Нет, капитан, убийцу поищите в другом месте.
— Известно ли вам о финансовом положении покойного?
— Н-нет. То есть… Джим… то есть Джеймс рассказывал, что разместил все свои капиталы в доверительных паевых фондах, потому что не хотел волноваться из-за денег. Насколько мне известно, для него на свете существовал только его «Квикмейл», его крикет и семья.
— Ваша компания ведет дела с какими-нибудь китайскими предприятиями?
Схютте нахмурился:
— Нет. А при чем здесь…
Его перебил Гриссел:
— Вы читали утренний выпуск «Бюргера»?
— Нет, — обескураженно ответил Схютте.
— То, как был убит Уоллес, очень похоже на действия китайских наркодилеров. Были у него связи с выходцами с Тайваня?
— Нет.
— А с представителями здешней китайской диаспоры?
— Ни о чем подобном я не знаю.
— С представителями фармацевтических компаний?
— Одной фармацевтической компании мы регулярно высылаем брошюры по медицинской тематике, но Джимми никогда с ними не работал.
— Он принимал наркотики?
— Что вы?! Какое нелепое предположение! Джимми был не таким.
— Перейдем к политике. Мистер Уоллес имел твердые политические взгляды?
— Кто, Джимми?! Нет.
— Вы ведете дела с какими-либо политическими партиями, группировками?
— Нет.
— Вам известно, хорошо ли ладили между собой он и его жена?
Схютте выпрямился.
— Капитан, здесь вы тоже ничего не найдете, — укоризненно заявил он. — Джеймс и Маргарет были прекрасной парой. Они очень любили друг друга, у них замечательные дети. Юный Джереми потрясающе играет в крикет. Нет, капитан, здесь вы тоже ничего не найдете.
Яуберт понял: пора избавить Схютте от груза чрезмерного почтения к покойному.
Секретарша принесла поднос, на котором стояли три чайные чашки, разлила чай и вышла. Когда все закончили размешивать сахар, Яуберт спросил:
— Вам известно, зачем покойный вчера ездил в «Холидей-Инн» в районе Ньюландз?
Схютте дернул плечом, как если бы вопрос был очевидным.
— Джеймс часто пил там пиво с друзьями по крикету.
— Мистер Схютте, какие отношения связывали покойного с женщинами-сослуживицами?
— Очень хорошие. Он прекрасно ладил со всеми.
В добрые старые времена, когда Матт Яуберт еще трудился ревностно, отдавая работе все силы, он придумал особый метод воздействия на нерешительных свидетелей вроде Вальтера Схютте. Именно благодаря его методу сослуживцы прозвали Яуберта Быком. Он подавался вперед своим мощным торсом, поднимал плечи, опускал голову, словно собирался протаранить допрашиваемого, и не сводил взгляда с собеседника. Голос его становился ниже на целую октаву. Яуберт говорил ровно и монотонно, что очень пугало свидетелей. Возможно, выступай Яуберт на сцене, его бы освистали. Однако при допросах и беседах со свидетелями его метод действовал безотказно.
Впрочем, как сказал однажды Тони О'Грейди, в последнее время Яуберт «разучился бить наотмашь». Рога у Быка затупились.
Яуберт так и не понял, в чем дело. Может быть, его так взволновали созревшие прелести Ивонны Стоффберг, а может, полковнику Барту де Виту удалось задеть его за живое. Он применил «метод Быка» не осознанно, а чисто рефлекторно.
Он поднял плечи и опустил голову — набычился. Труднее было с голосом. И еще надо было подобрать
