раз огляделась. Ничего не забыла. Захлопнула дверцу.
В шприце еще оставалось чуть-чуть крови. Надо обрызгать детское платьице. И сунуть платьице куда-нибудь к нему в шкаф.
Он обдумывал слова полицейского. Понял: белый пытается объяснить, почему продался. Почему он делает то, что делает.
— Как они на тебя вышли? — спросил он позже, за поворотом на Хьюмансдроп.
— Кто?
— Сангренегра. Как получилось, что ты стал на них работать?
— Я не работаю на Сангренегра.
— Тогда на кого ты работаешь?
— На ЮАПС.
— Только не сейчас.
Гриссел не сразу понял, что сказал Тобела. Когда понял, снова выдавил из себя смешок.
— Думаешь, я продался? Думаешь, именно это я имел в виду, когда…
— Что же еще?
— Я пьяница, алкаш, вот кто я такой. Пропил на хрен всю мою жизнь. Жену, детей, работу и самого себя. Я никогда не брал взяток — ни цента. Мне никогда не было это нужно. Если хочешь вдребезги разбить свою жизнь, алкоголя вполне достаточно.
— Тогда почему ты велишь мне ехать непонятно куда? Почему я не в тюрьме в Порт-Элизабет?
В голосе Гриссела послышалось ожесточение.
— Потому что они похитили мою дочь. Брат Карлоса Сангренегры похитил мою дочь. И если я не доставлю им тебя, они…
Гриссел не стал продолжать.
Теперь у Тобелы в руках были все кусочки головоломки. Он сложил их вместе, но то, что получилось, ему совсем не понравилось.
— Как ее зовут?
— Карла.
— Сколько ей лет?
Гриссел долго не отвечал, как будто не понимал, о чем его спрашивают.
— Восемнадцать.
Тобела понял, что у белого еще теплится надежда. У него тоже теплилась бы, если бы он был на его месте. Потому что, кроме надежды, больше ничего не остается.
— Я тебе помогу, — сказал он.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Нет, нужна.
Гриссел не ответил.
— Неужели ты думаешь, что, когда ты выдашь им меня, тебе скажут: «Спасибо тебе большое, вот твоя дочь, можешь идти»?
Молчание.
— Решай сам, полицейский. Я могу тебе помочь. Но решать тебе.
В одиннадцать минут восьмого утра он забарабанил к ней в дверь — она так и знала заранее. Она открыла дверь, он ворвался к ней, схватил и начал трясти.
— Зачем ты так сделала? Зачем?!
Ей стало больно, и она ударила его левой рукой по лицу — изо всех сил.
— Сука! — завопил Карлос, отпустил ее руку и ударил ее в глаз кулаком. Она чуть не упала, но удержалась на ногах.
— Сволочь! — закричала она как можно громче и сама набросилась на него с кулаками. Он уклонился и открытой ладонью ударил ее по уху. В голове у нее загудело. Она дала сдачи, на сей раз метя кулаком ему в скулу.
— Сука! — громко завопил он. Схватил ее за руки и сбил с ног. Она ударилась затылком о ковер; закружилась голова. Она заморгала глазами; он уже сидел на ней. — Сука проклятая! — Он снова ударил ее по голове. Она высвободила одну руку и принялась царапать его лицо. Он схватил ее за запястья и посмотрел ей в глаза. — Тебе нравится, сука! Карлос видит, что тебе это нравится. — Он схватил ее за обе руки и запрокинул их за голову. — Теперь тебе еще больше понравится, — сказал он, хватая ее за ночную рубашку на груди и дергая. Материя порвалась.
— Что, хочешь оттрахать меня как следует? — спросила она. — Попробуй, сволочь! Может, хотя бы один раз получится как следует!
Он снова дал ей пощечину; во рту появился привкус крови.
— Ты не умеешь трахаться. Ты трахаешься хуже всех на свете!
— Заткнись, сука!
Она плюнула в него; кровь и слюна попали в лицо и на рубашку. Он схватил ее за грудь и стал давить, пока она не закричала от боли.
— Нравится, шлюха? Нравится?
Снова сдавил. Она закричала.
— Зачем ты меня усыпила? Зачем? Ты украла мои деньги! Зачем?
— Я усыпила тебя, потому что ты никудышный любовник. Вот почему.
— Сначала я тебя трахну. А потом мы вместе поищем мои деньги.
— Помогите! — закричала Кристина.
Он залепил ей рот рукой:
— Заткнись, убью!
Она укусила его в ладонь. Он завопил от боли и снова ударил ее. Она дернула головой и закричала что было сил:
— Помогите! Пожалуйста, помогите!
Одна рука у нее освободилась; она боролась, вырывалась, царапалась и кричала. Из-за двери, с лестничной площадки, послышался мужской голос:
— Что происходит?
Карлос услышал голос. Он обеими руками пихнул ее в грудь. Потом встал. Дыхание его было тяжелым, на щеке вспухла багровая царапина.
— Обещаю, я еще вернусь! — рявкнул он.
— Обещай, что трахнешь меня как следует, Карлос! Ну, обещай, сволочь паршивая! — Она лежала на полу, голая, в крови, тяжело дыша. — Всего разочек!
— Я убью тебя, — сказал он и, спотыкаясь, побрел к двери. Открыл ее. — Ты украла мои деньги! Я убью тебя!
И он ушел.
За Плеттенберг-Бэй он спросил Гриссела:
— Куда ты должен меня доставить?
— Узнаю, когда мы доберемся до Джорджа. Они перезвонят.
Перед тем как звонить в полицию, она посмотрелась в зеркало. Она была в крови. Слева кровоподтек. Вся левая сторона лица распухла. Синяк под глазом. На груди багровые отметины от пальцев.
Выглядит замечательно.
Она взяла мобильный телефон и села на диван. Посмотрела на номер, который сохранила в памяти со вчерашнего дня. Пальцы у нее не дрожали. Она опустила глаза на телефон. Теперь она была совершенно спокойна.
Она опустила голову, попыталась вновь ощутить боль, унижение, злость, ненависть и страх. Глубоко
