28
Знакомые симптомы: учащается сердцебиение, постепенно охватывает жар, ладони и лоб покрываются испариной, голова начинает кружиться, но не от избытка кислорода. Реакция на автомате: сделать глубокий вдох и сразу успокоиться. Тобела повернул к первой автозаправочной станции на главной улице Петрюсбурга и увидел, как оттуда отъезжают два мотоциклиста на F 650 GS. Он остановился у бензоколонки, не выключая мотора.
— Ну надо же, чернокожий, совсем как я! — воскликнул заправщик.
Тобела не ответил.
— Знаешь, что значит БМВ? — спросил заправщик, чернокожий парень лет восемнадцати- девятнадцати.
— Что?
— «Бедный мужик выпендривается».
Тобела делано рассмеялся и выключил мотор.
— Полный бак?
— Да, пожалуйста. — Он отвинтил крышку.
— Что будешь делать, если встретишь байкера-коса? — спросил заправщик на языке тсвана, поворачивая электронный ключ. Цифры на экране обнулились.
— Что ты сказал?
— Вы, ребята, будете только путаться у него под ногами. Ему нужен свободный путь.
— Байкер-коса, — повторил Тобела. До него дошло не сразу. Он стал следить за быстро мелькающими цифрами на табло.
Наконец, заправщик спросил:
— Ты откуда?
— Из Кейптауна.
— Из Кейптауна?!
— Я тот самый байкер-коса и есть, — по какому-то наитию заявил Тобела.
— Даже не мечтай, брат. Двадцать один литр. Полный бак. Настоящий байкер-коса сейчас в Кимберли, и его ни за что не поймают. И знаешь, что еще? Я бы пожелал ему удачи, потому что кому-то давно пора поймать их за руку.
— Кого поймать за руку?
— Не надо быть большим ученым, чтобы понять, из-за чего все так переполошились. У байкера-коса есть номера счетов членов правительства в швейцарских банках. Он, наверное, снимет оттуда все деньги и раздаст их простым людям. Вот это будет настоящее перераспределение богатства. Семьдесят четыре ранда шестьдесят пять центов.
Тобела Мпайипели протянул деньги:
— Где блокпост?
— Их два, но байкеров на БМВ пропускают. Хотя и не след, ведь вы, ребята, просто будете путаться у него под ногами.
Тобела убрал бумажник и запер багажный отсек.
— Где блокпост? — повторил он.
Заправщик прищурился:
— У поворота на Кимберли. Поворачивай налево на перекрестке. — Он показал рукой нужную улицу.
— А второй?
— На гравийной дороге. Чуть подальше, за магазином, потом налево.
— А если мне нужно в Босхоф?
— Как тебя зовут? — спросил заправщик на коса.
— Нельсон Мандела.
Заправщик посмотрел на него и вдруг расплылся в улыбке.
— Я понял, что вы, ребята, задумали!
— И что же?
— Будете ждать его с той стороны Кимберли!
— Ты такой умный, что просто страшно.
— Босхоф впереди. Надо ехать через Поплар-Гроув, километров двадцать отсюда, потом повернуть налево, после Моддера, а перед мостом направо.
— Моддера?
— Эх ты, а еще из Кейптауна. Река Моддер.
— Спасибо.
Шлем он не снимал, просто натянул перчатки.
— Если увидишь его, передай, что он молодец.
— Обязательно передам. — Тобела отъехал от обочины.
— Счастливого пути, брат! — крикнул ему вслед заправщик.
Мириам Нзулулвази стояла на коленях у стула в комнате для допросов и плакала. Ей было так страшно, что она никак не могла успокоиться. Стены давили на нее; она соскользнула с сиденья и плотно зажмурила глаза. Главное, не видеть, как стены смыкаются. Она вспомнила камеру в полицейском участке на Каледон-сквер. Сейчас все еще хуже. Самое главное — Пакамиле. Он будет ждать, ждать, ждать… Когда же мама его заберет? Впервые он будет ждать напрасно, потому что она еще никогда не опаздывала. За шесть лет Мириам ни разу не опоздала. Она всегда приходила вовремя и забирала его. Но сегодня он так и не узнает, что случилось. Других детей уже забрали, одного за другим. Всех, кроме него — о боже! Мириам словно передался испуг сынишки. Она была сама не своя от горя и тревоги. Потом она вспомнила о другом: о своей жизни с Тобелой, об утраченных иллюзиях, о любви. С Тобелой ей было хорошо и спокойно. Она забыла, что такое страх. Ее муж каждый вечер возвращался домой с работы, крепко обнимал ее и шептал о том, как он ее любит. Она вспоминала, как подсматривала в окошко: Тобела и ее сын на заднем дворе, на огороде… Они дружно работают: крупный, высокий мужчина и маленький мальчик. Пакамиле обожает Тобелу, своего героя. А вечерами они вместе сидели на кухне. Тобела во что бы то ни стало решил закончить школу. Он упорно занимался, много читал. Мириам смотрела на любимого мужчину, а Тобела то и дело взглядывал на нее и говорил: «А ты знала, что, оказывается…» — и в глазах у него было выражение изумления. Он открывал для себя новый мир. Ей хотелось встать, броситься к нему и сказать: «Не может быть, чтобы такое счастье было на самом деле!» А потом, в постели, он обнимал ее, притягивал к себе. Он делился с ней своими переживаниями, рассказывал, что у него на душе, говорил о том, как они втроем начнут новую жизнь на ферме. Новая жизнь представлялась ей загадочной и очень красивой. А еще они с Тобелой говорили о политике, о судьбах страны. Тобела был наблюдательным, часто вспоминал о странных случаях на работе. Его беспокоил рост преступности в бедных пригородах, населенных в основном чернокожими. Он говорил о том, что коса забывают свои корни. В наши дни все хотят стать похожими на американцев. А иногда, перед тем как заснуть, он рассказывал ей о своих родителях. Говорил о том, что хочет помириться с ними. Мириам зарыдала еще горше, потому что понимала: все пропало, ушло безвозвратно — ничто не будет таким, как прежде. Ее сотрясали рыдания; слезы намочили обивку. Наконец, она успокоилась, вытерла слезы. Осталось одно желание — желание уйти отсюда.
Она не знала, почему встала и подергала дверь. Может быть, подсознание отметило, что после ухода Радебе она не услышала скрежета ключа в замочной скважине. Дверь подалась. Испугавшись, она прикрыла дверь, села на краешек стула и задумалась. Что делать? Сердце билось все чаще…
Аллисон сидела в зеленом пластмассовом кресле на веранде маленького белого домика под зеленой крышей. Она не могла отвести взгляда от сидевшего напротив доктора Затопека ван Гердена. Ее завораживали его стройная фигура, пытливый взгляд, энергия, бурлившая в нем, и что-то еще, пока непонятное, непознанное и вместе с тем знакомое.
