меньшей мере две второстепенные дороги. На полпути между их блокпостом и Бофорт-Уэстом одна дорога сворачивала к востоку, на Нелспрёйт, другая находилась ближе и ответвлялась на запад, к Вагенарскраалю. Хотя беглец вряд ли знаком с местностью, он вполне может проехать по любой из двух дорог. А у них не хватает ни людей, ни машин. Выход один: привлечь четверых бойцов ОБР. Полицейские подбросят до места, хотя и оттягивать силы от их блокпоста не хочется. Патрулировать придется парами. Они будут пешком, а беглец — на мотоцикле. При такой погоде видимость ужасная. Одним словом, положение аховое. Хотя ему не привыкать, все так типично. Отсталость, всеобщая отсталость! В американцах может не нравиться многое, но, будь на их месте, скажем, команда ФБР по спасению заложников, у них были бы и полноприводные автомобили, и БТР, и вертолеты. Мазибуко знал это точно, потому что четыре месяца провел в Куантико (Вирджиния), в Учебном центре морской пехоты: он все видел собственными глазами. Но в Африке все не так, все по-другому; мы по уши в дерьме! Месим грязь или сидим в старом пикапчике, а операцию вынуждены проводить в компании насмерть перепуганного автоинспектора и двух буров, которые боятся намочить фуражки. И все ради какого-то паршивого придурка на мотоцикле. Господи, неужели он не мог выбрать более достойный способ передвижения? В Африке все отсталые и тупые, даже бедовые парни.
Мазибуко погрозил небу кулаком; на секунду небо словно застыло. Он заорал, изливая отчаяние и досаду, но его крик заглушил гром.
Он сунул голову в палатку. Четверо бойцов онемели от удивления.
— Придется послать вас вперед, — сказал он спокойно, полностью овладев собой.
Поздний час начинал сказываться на работе оперативного штаба; люди были сонные, вялые.
Янина Менц не знала, что предпринять — посылать ли сегодня кого-нибудь к Дереку Лейтегану и Квартусу Нодье.
Вряд ли Лейтеган и Нодье сразу пойдут им навстречу. Их отправили в отставку, можно сказать, выставили. Скорее всего, они не слишком благожелательно относятся к нынешнему правительству. Визит в такой поздний час может лишь все осложнить. Но позарез нужна информация! Она взвешивала все за и против. Что могут им сообщить Лейтеган и Нодье? Могут ли они подтвердить, что Мпайипели работал на КГБ? И какая, собственно, сейчас разница, на кого он работал?
Это подождет, решила Янина Менц, окидывая взглядом большую карту юга Африки на стене.
Где же ты, Мпайипели?
По-прежнему ли едешь по шоссе № 1? По-прежнему ли рвешься помочь старому товарищу? А может, спишь сейчас в каком-нибудь мотеле, пока мы строим всякие предположения на твой счет — скорее всего, неправильные?
Нет. Сейчас он где-то там. На дороге. Скорее всего, уже недалеко от Мазибуко. Контакт! Вот что им нужно, чтобы стряхнуть сонное оцепенение, восстановиться, снова стать хозяевами положения.
Контакт. Действие. Контроль.
Где Тобела Мпайипели?
Она встала. Ей предстояло еще одно дело.
— Внимание! — сказала она.
Все головы неторопливо развернулись к ней.
— Предрассветные часы всегда самые тяжелые, — сказала Янина Менц. — Знаю, у вас выдался долгий день и долгая ночь, но, если наши подсчеты верны, скорее всего, все закончится к восьми утра.
Никакой реакции. Пустые взгляды, равнодушные лица.
— По-моему, кое-кто из вас может час-другой отдохнуть. Но, прежде чем мы решим, кто может пойти поспать, я хочу ответить на один вопрос. Некоторые из вас недоумевают, почему мы относимся к этому человеку как к преступнику. И я вас вполне понимаю.
Налитые кровью глаза, усталые лица. Она понимала, что не произвела на своих сотрудников особого впечатления.
— Но мы должны также задаться вопросом, с чего все началось. Нельзя забывать: Мпайипели был связан с организованной преступностью. Помните, он использовал свои таланты для насилия и устрашения. Он украл две единицы огнестрельного оружия после того, как отказался сотрудничать с представителями закона. Необходимо уяснить, каков характер у нашего беглеца!
Один или двое кивнули.
— Мы должны подходить к делу профессионально. В наших познаниях слишком много пробелов. Ответов на многие вопросы мы пока не знаем. Так, мы можем только гадать, какие именно сведения везет Мпайипели. Определенные догадки у нас есть. И это плохая новость. Возможно, на внешнем жестком диске содержатся сведения о личности двойного агента, который работает на очень высоком уровне, по кличке Инкукулеко. Данная сверхсекретная информация способна причинить невосполнимый вред, если попадет не в те руки. Наша задача — защита государственных интересов. И здесь нет места сочувствию. Если мы положим все это на чашу весов, то поймем, что у нас есть единственный выход: быть профессионалами. Не терять бдительности. Смотреть на факты, а не на людей, которые за ними стоят.
Она оглядела зал.
— Вопросы есть?
Молчание.
Не важно. Она заронила семя. Пришлось заставить себя не смотреть в потолок, где, как ей было известно, вмонтированы микрофоны.
15
Мысли его блуждали свободно, потому что дорога не требовала большой концентрации. Он думал о том о сем, понимая, что нужно бы поспать, но не желал понапрасну тратить ночные часы. Где-нибудь за Тремя Сестрами, когда взойдет солнце, он найдет укромное местечко в вельде и несколько часов поспит. Тобела не понаслышке знал, как опасен недосып. Понимал, что опаснее всего — вызванные недосыпом неверные суждения и неправильные решения. Мысли все время возвращались к одному и тому же: кто и почему охотится за ним? До каких пределов они готовы дойти? И в чем суть дела? Что записано на внешнем жестком диске, навлекшем на него столько несчастий?
Через месяц Пакамиле заканчивает первый класс. И они уедут из пригорода. Сколько они уже об этом мечтают!
Мириам не хотела переезжать. Она всегда боялась перемен. Так было и с ним, когда он начал за ней ухаживать. Впервые увидев ее в банке, он сразу обратил внимание на ее руки, проворные и изящные. Мириам тогда даже не посмотрела на него, а он почти не слышал, что говорит ему консультант по инвестициям — настолько она завладела его помыслами. Он и раньше бывал влюблен — иногда им владела похоть, иногда нечто большее, но никогда он не любил так полно, как получилось у него с Мириам, хотя сначала она не хотела иметь с ним ничего общего. Отец ее ребенка заставил ее разувериться в мужчинах, а Тобела не мог ни о чем думать, кроме нее… В его-то возрасте он влюбился, как мальчишка! Когда он сидел рядом с ней на площади Тибо, у него вспотели ладони, а сердце бешено колотилось. Они сидели под ярким солнцем и смотрели, как над Столовой горой то растет пелена — «скатерть», как ее называли, — то тает, то снова растет. Тобела старался не показать своего чувства, боясь напугать ее, скрывал свое желание прикоснуться к ней, взять ее за руку, прижать к себе и сказать: «Я люблю тебя, будь моей, позволь заботиться о тебе, я отгоню твои страхи, как дурное наваждение, я буду холить тебя и лелеять, уважать и почитать».
Ему пришлось ждать целый год, прежде чем он смог заняться с ней любовью. Целый год, двенадцать месяцев вздохов и мечтаний. Все оказалось совсем не так, как он представлял. Они не спешили и были нежны друг с другом. Он долго заставлял себя сдерживаться и, наконец, познал ее тело. Она была зрелой женщиной, знакомой с тяготами и радостями материнства, и оттого еще более желанной. От нежности и одновременно сострадания у него захватывало дух. Он ласкал ее чуть ли не с благоговением, сознавая свое несовершенство. Ему так хотелось обрести в ней себя!
