хижины фермера, было уже слишком поздно. Они уже ушли.

— Поэтому ты их выследил, — безжизненным голосом заявил Джейми.

В глазах старшего Синклера вспыхнул гнев, теперь они стали жутко похожи на глаза его внука.

— Разве ты можешь понять меня, когда у тебя никогда не было собственной дочери? Моя Лианна всегда была хорошей девочкой. А он был просто еще одним жалким жадным Хепберном, привыкшим брать то, что хочет, и не важно, какой ценой. Уже не в первый раз кто-то из Хепбернов поймал невинную молодую девушку, которую случайно встретил в лесу. Да вот твоя бабушка, моя дорогая Алиса…

Синклер умолк на полуслове, его голос задушила ярость и незабытые страдания.

Эмма на секунду прикрыла глаза, слишком хорошо понимая, как переходила от поколения, к поколению эта унаследованная ненависть.

— Я знал, что этот молодой негодяй соблазнил мою Лианну. Может быть, даже изнасиловал ее. Сделал своей шлюхой.

— Она не была его шлюхой! — прогремел голос Джейми. — Она была его женой!

— Тогда я этого не знал. — Старик Синклер прикрыл дрожащей рукой рот. — Эту страницу из церковной книги регистрации браков я нашел в его кармане, когда они были мертвы. К тому времени было уже поздно. Слишком поздно для всех нас, — добавил он почти шепотом.

Эмма с ужасом думала о том, как он жил все эти годы, зная, что убил свою дочь и ее мужа за преступление, которое никто из них не совершал. Неудивительно, что его сердце в конце концов не выдержало такого груза вины.

— Я не хотел ее убивать, — с мольбой в глазах глядя на внука, сказал старик. — Клянусь! Я только хотел забрать ее домой. Когда я настиг их в долине, то достал пистолет, думая, что этот самодовольный юнец испугается и без сопротивления оставит мою дочь. Но он закричал, что она слишком хороша, слишком умна, чтобы всю свою жизнь провести рядом с такими, как Синклеры. Заявил, что теперь она принадлежит ему. И что он никогда ее не отпустит. У меня все помутилось перед глазами, я слышал только гул в ушах. Я достал пистолет и нацелил его в сердце этого мерзавца. В тот самый момент, когда я нажал на курок, моя дочь заслонила его своим телом.

Джейми прижал к губам зажатое в кулаке ожерелье, слушая, как дед продолжает свой рассказ:

— Я никогда не забуду выражения ее глаз. Шок, предательство и, что хуже всего, в последние секунды ее жизни там промелькнула жалость. — Старик повесил голову, как будто уже знал, что навсегда потерял право на жалость собственного внука. — Хепберн подхватил ее на руки, когда она падала, сел и, раскачиваясь с ней на руках, плакал как ребенок. Я не мог поверить в то, что сделал. Я думал только об одном. Если бы не этот негодяй, если бы не все Хепберны, которые много веков подряд портили жизнь Синклерам, моя драгоценная девочка была бы до сих пор жива. Поэтому я подошел к нему и ткнул дулом пистолета прямо ему между глаз. Он даже не сопротивлялся. Он только поднял на меня глаза, словно просил, нет, он умолял меня нажать на курок.

— И ты сделал это, — мрачным голосом сказал Джейми.

— Да. И они остались лежать там, мертвые в объятиях друг друга, — с окаменевшим подбородком сказал старик. — Мне была невыносима мысль о том, что он все еще прикасается к ней, пытается заявить свои права на нее даже после смерти. Поэтому я растащил их в разные стороны, чтобы он больше никогда не касался её. Я уже собирался навести пистолет на себя, когда услышал это.

— Что? — мягко спросила Эмма, уверенная, что эти мужчины уже давно забыли о ее присутствии. — Что вы услышали?

Старик Синклер вскинул голову, словно он постоянно с тревогой вспоминал то далекое мгновение, которое не давало ему покоя.

— Тихое воркование, похожее на воркование голубя. Я подошел к кустарнику, а там был ты. Наверно, они спрятали тебя, когда услышали приближение моей лошади.

Выражение, которое появилось на лице Джейми, вновь разбило сердце Эммы.

— Я был в той долине в ту ночь, когда они погибли? Но ты говорил мне, что они оставили меня с Мэгс.

— Одним обманом больше, одним — меньше. Какая теперь разница? — пожал плечами старик, и по его лицу промелькнула тень, — На меня нашло какое-то секундное помрачение, и я испытал непреодолимое искушение убить и тебя тоже, убрать последнее свидетельство их любви. Но когда я наклонился, чтобы сделать это, ты поднял на меня свои глазенки и даже не заплакал. И не моргнул. Потом схватил мой палец в свой крошечный кулачок и держался за него ради жизни. — Старик повернул лицо к Джейми, в его глазах блестели слезы. — В тот момент я понял, что ты не их, в конце концов. Ты мой.

Лицо Джейми было столь же прекрасным, сколь и беспощадным, как у ангела-мстителя. Он не сводил глаз со старика, пока тот уже твердой рукой утирал пролившиеся слезы.

— Мне не хотелось жить с тем, что я сделал. Но я понимал, что у меня нет другого выбора, если я должен присматривать за тобой. Поэтому я отнес тебя назад к Мэгс в хижину фермера и взял с нее клятву молчать, а сам вернулся в долину поздно ночью со своими людьми, чтобы были свидетели, когда будут найдены твои ро… — Старик запнулся. — Когда будут найдены тела.

— Я полагаю, что свалить их убийство на Хепберна не составило особого труда, — каким-то опасно бесстрастным голосом заявил Джейми. — В конце концов, он и его род много веков несли ответственность почти за все беды здесь.

— Да. И это единственное, о чем я не мог заставить себя сожалеть. По крайней мере до сих пор.

У Эммы едва не остановилось сердце, когда из складок своего килта старик достал старинный пистолет с расширяющимся дулом. Но он, подавшись вперед, просто протянул его Джейми:

— Давай, парень. Возьми его и сделай то, на что у меня должно было хватить мужества много лет назад.

Джейми посмотрел на пистолет в руке деда. Таких холодных глаз Эмма не видела никогда.

— Ты всегда говорил мне, что правда может убить. Или сохранить жизнь. Я думаю; что позволю тебе просто жить с тем, что ты сделал.

— Я не хочу твоей жалости, парень! Она мне не нужна!

Старик попытался встать на ноги, тяжело опираясь на ручку мотыги.

— О, что касается тебя, то у меня нет здесь никакой жалости, — презрительно ухмыльнулся Джейми. — Просто у меня нет необходимости ускорять твою дорогу в ад. Ты скоро сам туда доберешься.

Джейми отвернулся от деда, продолжая удерживать в кулаке ожерелье матери. Когда он проходил мимо Эммы, она потянулась к нему. Но он продолжил свой путь, словно ее и не было рядом.

Она немного смутилась, но пошла за ним следом. Она была почти уверена, что сейчас за спиной прозвучит грохочущий выстрел. Но когда остановилась на вершине холма и потянулась назад, то увидела, что дед Джейми уже взял свою мотыгу и вернулся к своему занятию.

В этот момент Эмма ненавидела бы его так же сильно, как ненавидел Джейми, но она знала, что он всего-навсего делал то, что всегда делали Синклеры.

Выживал.

Когда Эмма вышла на балкон на самом верху крепости, Джейми был уже там. Он стоял к ней спиной, уцепившись руками за деревянный парапет.

Эмма вышла на солнечный свет и невольно ахнула от восхищения. Внизу во всем своем грубом величии раскинулось Шотландское нагорье. Долины и перевалы накрыла туманная пелена зелени, а самые высокие горные вершины по-прежнему стояли в ослепительных белых шапках. С горного склона текли ручьи, блестевшие серебром под поцелуями солнца, которые наполняли тающие снега.

Когда прямо мимо балкона проплывали воздушные клочья облаков, Эмма поняла, почему дед Джейми мог представлять себя правителем какого-нибудь могущественного королевства. Зачем жить среди простых смертных внизу, в предгорьях, когда можно жить среди облаков? Обозревая этот захватывающий дух вид с такой головокружительной высоты, можно легко представить себя правителем небес.

В этот момент Джейми больше походил на темного принца какого-нибудь мрачного подземного царства, куда направляются обреченные души дожидаться своего наказания.

— Ты не должна быть здесь, — сказал Джейми, даже не поворачиваясь к Эмме. — Твое место в постели.