относятся.

— Если вы желаете, я переговорю с сержантом Прюнелем. Я могу исправить его ошибку, объяснив, что он ошибся по поводу наших с вами отношений.

— Нет! — девушка испуганно замотала головой. — Я думаю, что вам не стоит больше общаться с полицией. К тому же… сержант разочаровал меня. Если ему угодно верить всяким глупым домыслам, то это его личное дело.

— Но это не его вина. Скорее — беда. Мне кажется, ему было очень больно увидеть вас в моем обществе…

Виола пренебрежительно фыркнула. Она вовсе не собиралась прощать сержанта. С улицы донеслось чье-то пение, и девушка мгновенно вспомнила, что находится в своей спальне. За окном — глубокая ночь, а рядом с ней — мужчина. Все это может нанести удар по ее репутации. Видимо, Бертье подумал о том же, потому что слегка поклонился девушке:

— Спокойной ночи, — пробормотал он. — Завтра можете не торопиться с пробуждением. Позвольте себе проснуться тогда, когда сами того захотите.

Его отъезд был назначен на восемь часов утра. Припомнив это, девушка вдруг почувствовала, что ей трудно прощаться с этим человеком, которого она так мало знала. Поддавшись странной жалости, Виола протянула руку и положила ее на пальцы, держащие кинжал.

— Спасибо, мсье Бертье. Спасибо за все!

Воздух, казалось, сгустился. Ее ладонь лежала на его руке. Холодный взгляд Бертье пронзил девушку насквозь, словно холодный клинок. И больше ничего.

Больше ничего, но она почувствовала, что все неожиданно изменилось, обрело ясный смысл. От сознания этого даже кровь застучала в висках. Она не знала… ничего не знала. Но у этого мужчины была странная сила — в его глазах, в его неподвижной руке, даже в его молчании…

Она опустила глаза. Теперь уже он коснулся ее руки и поцеловал дрожащие пальцы.

— Доброй ночи, мадемуазель Виола.

Мишель растаял в тишине. Она не услышала ничего — ни щелчка замка, ни стука двери, но почему-то знала, что он ушел.

Девушка снова опустилась в кресло и неожиданно почувствовала, что у нее в ладони оказался какой- то предмет. Кольцо. Обычное маленькое кольцо со странным лиловым камешком.

Он хотел ее. Хотел прикоснуться к ней. Во время всего пути — в карете, в гостиницах — он просыпался с этим желанием, и каждую ночь ему снилось, что она находится рядом. Но больше не было стыда, и это казалось необычным.

Валахия встретила его солнцем, зеленью, цветами, привычными запахами. И — одиночеством. Он жил в небольшом флигеле в саду, где деревянные ставни были почти всегда закрыты, и от этого в комнатах было сумрачно и бродило одинокое эхо.

Узнав о том, что пострадала его рука, Левон велел немедленно снять повязки, пахнущие аптекой, и самолично занялся лечением своего любимого Михася. Запахи диких трав и кореньев наполнили легким дурманом флигель, а рука удивительно быстро обрела былую гибкость и силу.

Последние годы Мишель был занят делами, поэтому занятия с Левоном почти прекратились. Теперь было решено вернуться к прежним упражнениям.

— Все идет как надо, — приговаривал старик. — Не давай себе поблажки. Живи так, словно это твой последний день. Лови жизнь, не давай ей ускользнуть от тебя.

Но даже утомительные занятия, заставляющие забыть о все еще ноющих лодыжке и руке, не позволяли Мишелю отвлечься от мыслей о ней.

Он постоянно вспоминал ее лицо, изящное обнаженное тело, скользящую по нежной коже воду, вспоминал, как она умеет изящно сидеть, сложив аккуратные ножки, точно фарфоровая статуэтка; он вспоминал ее склоненную голову, сверкающие волосы, нежную кожу шеи и груди в обрамлении скромной кружевной косынки, ее необычные фиалковые глаза… В такие минуты он не мог сосредоточиться, терял спокойствие.

Чтобы победить себя и изгнать этот образ, он проводил ночные часы в безмолвии, старался подавить мучительное желание, но она облаком теплого воздуха прокрадывалась в его разум. Он мог сидеть отрешенно, уставившись в окно, старательно ни о чем не думая, но именно из этого «ничего» рождался ее образ, соблазнительный изгиб ее тела, ее волосы, рассыпанные по обнаженным плечам, томительная округлость груди и бедер…

Он ничего не рассказал Левону.

Слухи от приближающихся переменах в мире не прекращались ни на день. У Мишеля были акции австрийских и турецких компаний, и теперь ему приходилось следить за тем, чтобы не понести убытки ни с одной, ни с другой стороны. Он слышал, как в городах люди яростно спорят на площадях и маленьких кофейнях, кричат, жестикулируют, обсуждая возможность освобождения от Турции законных областей Валахии. Каждый отстаивал свое мнение и свои деньги.

Мишель знал, что такое власть и что такое борьба за нее. Он также прекрасно понимал, что такое страх. Он видел смятение парижских аристократов, когда воспоминания о недавних революциях заставляли их дрожать за свое нынешнее благополучие. Не раз он сталкивался и с амбициями бизнесменов, видел, как простые люди нередко теряют свое добро, оказавшись втянутыми в игру, правила которой сочиняли хладнокровные расчетливые дельцы. Он понимал это, осуждал или одобрял, но самым главным для него было одно — предвидеть и знать, как действовать.

Он создавал свое собственное дело не ради денег или власти. Все это творилось только ради Элины. И сейчас он не собирался примыкать ни к одной из спорящих сторон. Для него было необходимо обеспечить будущее и сохранить свое дело. Он должен стать достойным той, кого любит. Тем, кого она полюбит.

Но в его сердце появилась трещина.

Слабость тянула его в темноту, она была с ним все эти годы, никогда не давала забыть о себе. И сейчас в нем было два желания. С одной стороны — Элина, честь, знатность и все остальное. С другой — темная манящая слабость. Он ее презирал, но страстно хотел утонуть в ней. Возможно, он сумеет избавиться от нее, если отомстит тому негодяю, который сумел ускользнуть от него в Париже. Доверенные лица уже сообщили, где нашел себе убежище мерзавец, главный вдохновитель уму непостижимых оргий и исполнитель чудовищных опытов. Он выполнит свое предназначение и получит желанное спокойствие. И только тогда сможет обрести свою настоящую жизнь рядом с любимой женщиной.

Пару лет назад Мишель купил одно старое поместье в окружении заброшенных яблоневых садов и виноградников. Он решил построить там новый огромный дом. В каждой его комнате он уже сейчас видел в воображении Элину: вот она сидит за пианино, и чарующие звуки плывут по всему дому. Он ясно представлял перед собой огромный обеденный стол, за которым станет собираться их семья. Мишель сам лично сделал чертеж просторной беседки в саду для Элины, ведь она обожает ветер и аромат спелых яблок. А еще обязательно будут выстроены прекрасные конюшни для породистых арабских скакунов. Он уже разговаривал с архитекторами и заказал все необходимое. Очень скоро старые постройки будут снесены, и начнется строительство новой усадьбы. Мишель не раз думал о том, как назовет свой дом. Быть может — Дом Элины?..

И тут же вспоминал нежное лицо, шею, тонкие гибкие руки юной девушки, когда она, смущаясь, поправляла выбившиеся из прически локоны…

«Забудь, — приказал он себе. — Забудь».

Далеко внизу едва виднелось маленькое селение — забавные крыши в окружении буйной зелени… Эти милые маленькие домишки неожиданно напомнили ему трогательную забавную девчушку, привлекательную своей простотой и наивностью…

Он должен был признаться Элине в своих чувствах. Она всегда приветствовала честность и открытость. Возможно, Эли сама давно ждет его признания… Наверно, стоило подойти и прямо сказать: