в него другого главы правительства – Маргарет Тэтчер.

Как однажды верно заметил Бенджамин Дизраэли, «в жизни каждого великого политика есть место, оказавшее огромное влияние на формирование его личности и характера». Для Франклина Рузвельта им стал Гарвардский университет, для Уинстона Черчилля – Бленхеймский дворец, для Шарля де Голля – военное училище Сен-Сир. В случае с Маргарет Тэтчер роль судьбоносного клочка Земли будет суждено сыграть Оксфорду.

Массивные здания из желтоватого камня давно перестали выполнять функции простого учебного заведения. На протяжении многих веков они олицетворяют собой уникальную возможность – билет, способный за считаные годы доставить своих выпускников до станции «Слава, Влияние и Могущество».

Как верно заметит британский историк Джон Кэмпбелл:

– Зачисление в Оксфорд сыграет в биографии Маргарет роль решающего скачка, позволившего ей не только преодолеть собственное провинциальное происхождение, но и соревноваться на равных с другими выходцами из частных школ.[64]

И по сей день на Туманном Альбионе бытует мнение, что человек, не прошедший через Оксфорд или Кембридж (сокращенно Оксбридж), лишается практически всех шансов стать частью высшего общества. Бывают, конечно, и исключения. Например, все тот же Уинстон Черчилль, ограничивший свое формальное образование знаменитой школой Хэрроу и королевской военной академией Сэндхерст. Хотя даже Черчилль больше подтверждает, нежели опровергает данное правило. Ведь если разобраться, никакой Оксбридж не помог бы ему попасть в ряды элиты – по той простой причине, что он уже был ее частью по праву рождения.

Маргарет прекрасно знала об огромных возможностях знаменитого университета и была настроена использовать их сполна. Переступая через порог своей альма-матер, она грезила о новых друзьях и приятных впечатлениях, однако, как это часто бывает в жизни, столкнулась с разочарованием и психологическим шоком.

– Оксфорд мне совершенно не понравился, – признается спустя годы Тэтчер. – Монументальные здания производили впечатление лишь своей громоздкостью, но далеко не изяществом архитектуры. Все казалось холодным и отталкивающе непритязательным.[65]

Слишком сурово и слишком откровенно. Возможно, если бы на месте Оксфорда оказался Кембридж с его живописным пейзажем у реки Кем, реакция Мэгги была бы менее шокирующей.

– Для наивной девушки, которой еще не исполнилось и восемнадцати лет, – комментирует Крис Огден, – оживленный Оксфорд и правда мог показаться таким же чуждым и неведомым, как оборотная сторона Луны.[66]

Не менее важным было и время поступления Маргарет в новое учебное заведение. За окном стоял 1943 год – разгар Второй мировой войны, наложившей неизгладимый отпечаток на привычный распорядок дня. Интеллектуальные коллоквиумы заменили потребности военного времени, превратив университет в центр разработки радара, пенициллина и углеводорода.

Каждый день приходилось готовиться к худшему. У главных ворот построили защитные стены от взрывной волны, рядом разместили гигантские цистерны для тушения пожара. Учиться приходилось в неотапливаемых помещениях, сидя на лекциях в верхней одежде. В свободное от учебы время студенты активно участвовали в программе «Копай ради победы». Маргарет дежурила у пожарного поста и разносила кофе в местной солдатской столовой.

Многие продукты питания попали под запрет, а привычные удобства были строго лимитированы. Так, например, полностью отменили сахар, а горячей водой разрешалось пользоваться, наполняя ванну не больше чем на двенадцать сантиметров. И это притом, что за все годы войны на Оксфорд не упало ни одной бомбы. Как утверждают историки, Гитлер хотел использовать университет в качестве своей собственной штаб-квартиры, поэтому все здания должны были находиться в сохранности и ждать приезда фюрера.

Свою роль в недружелюбном отношении к Оксфорду сыграло и психологическое состояние «железной леди». Разместившись в скромной комнатке студенческого общежития, Маргарет впервые для себя столкнулась с чувством одиночества и тоски по дому.

– Да, мне страстно хотелось вернуться в Грэнтем, – вспоминает Тэтчер, – с другой стороны, в этом нет ничего удивительного. В вашем доме должно быть серьезно что-то не так, если вы не вспоминаете о нем.[67]

В довершение всего привыкшая к общению Мэгги оказалась в изоляции. Сокурсницы открыто насмехались над ее амбициозностью и постоянными упоминаниями о вездесущей фигуре Альфреда Робертса. В каждом диалоге только и слышалось:

– Мой папа сказал это…

Или:

– Мой папа думает так…

При этом она всегда добавляла:

– Мой папа – мэр Грэнтема и добился всего сам.

Насмешкам подвергались и ее линкольнширский акцент, и строгая интонация.

– Голос Мэгги звучит настолько серьезно, будто она собирается сообщить вам о смерти вашего любимого песика, – смеялись однокурсницы.[68]

Тэтчер же как ни в чем не бывало твердила о собственной избранности, не к месту добавляя, что активно брала уроки дикции у одного из частных преподавателей, перед тем как поступить в Оксфорд.

– Мэгги производила впечатление очень незащищенной молодой девушки, заботящейся лишь о том, чтобы совершать правильные поступки, – утверждает учившаяся с ней Шейла Броун.[69]

Маргарет ничего не оставалось, как бродить по окрестностям Оксфордшира, «наслаждаясь своей компанией и собственными мыслями».[70]

– Когда живешь дома, даже понятия не имеешь, что значит оказаться одной, – грустно заметит Тэтчер.[71]

Пытаясь справиться с одиночеством, Маргарет развесит в своей комнате пейзажи любимых мест, пока с ужасом не обнаружит, что стесняется своего происхождения и собственного прошлого.

– Признайся, разве тебе не хочется сказать, что ты окончила Челтнем [72] или еще какое-нибудь знаменитое заведение, но только не Кественскую школу для девочек? – спросит она в отчаянии свою старую подругу Маргарет Гудрич.[73]

За всю многовековую историю человечество нашло только два эффективных средства борьбы с одиночеством – забыться в дурмане или в работе. Всегда испытывая презрение к первому, Маргарет решила выбрать второе, с головой окунувшись в химические исследования.

Лекции начинались в девять часов, но Мэгги была на ногах уже в 6:30. Не дожидаясь занятий, она самостоятельно штудировала учебники и решала задачи. Затем шла на лекции, посещала лаборатории и читальный зал, так что к себе в комнату Маргарет возвращалась уже затемно. В одиночестве съедала скромный ужин, состоящий, как правило, из буханки хлеба да пары яиц, и снова садилась за книги.

Научным руководителем Маргарет стала профессор Дороти Ходжкин – знаменитый британский ученый, лауреат Нобелевской премии 1964 года и первая женщина после сестры милосердия Флоренс Найтингейл, получившая из рук монарха знаменитый орден «За заслуги». Дороти была автором уникальной методики определения структуры пенициллина путем прохождения рентгеновских лучей через кристаллы. Вместе с Маргарет она пыталась использовать данные наработки для определения протеиновой структуры нового антибиотика грамицидина Б. Однако здесь ее постигнет неудача. Последний окажется намного сложнее пенициллина и поддастся ученым только сорок лет спустя – в середине 1980-х годов.

Наблюдая за столь напряженной исследовательской работой молодого химика, невольно возникает вопрос: «Каких успехов удалось достичь мисс Робертс в науке?» Если быть откровенным, то небольших.

– Маргарет не подавала особых надежд, – вспоминает известный ученый и ректор Самервилла в 1945 году Джанет Вон. – Она была вполне обычным химиком, никто и не думал, что ей удастся добиться столь многого.[74]

С ней согласна и Дороти Ходжкин:

– Я бы оценила ее на твердую четверку. Всегда можно было рассчитывать, что Маргарет удастся подготовить хорошо продуманный научный доклад, но ей явно чего-то не хватало.