конце форума с большой речью к его участникам обратился М.С. Горбачев. Он говорил в основном о результатах встречи в Рейкьявике, оценивая эту встречу как «прорыв». По мнению Горбачева, СССР и США были близки к соглашению и были «почти» готовы к достижению «исторического компромисса».

Прогресс в «новом мышлении» с самого начала встретил очень существенные препятствия. Было слишком много завалов и тупиков в официальной идеологии и в первую очередь в оценках некоторых из наиболее важных событий советской истории и истории КПСС. О какой «гласности» и «демократии» могли говорить лидеры КПСС, если многие важнейшие события нашего прошлого по-прежнему замалчивались и фальсифицировались? В отношениях с Польской Народной Республикой самым трудным делом оказалась оценка известного «Катынского дела». В Польше общественность хотела знать правду о судьбе почти 15 тысяч офицеров польской армии, расстрелянных в Катынских лесах: по немецкой версии – в 1940 г. органами НКВД, а по советской версии – гитлеровцами в 1943 г. В нашей собственной истории шла речь о правдивой оценке фальсифицированных судебных процессов 1936 – 1938 гг. над лидерами оппозиции, т.е. о судьбе Н. Бухарина, Г. Зиновьева, Д. Каменева и многих других. И таких проблем, или, как принято было говорить, «скелетов в шкафу», было очень много. Как можно было говорить обо всем этом, не пересматривая всей истории КПСС и СССР и всей идеологии партии? Как можно было извлечь эти «скелеты из шкафа», не нанося ущерба авторитету всей партии и не ставя под вопрос ее «руководящую и направляющую роль»? В 1987 г. руководство ЦК КПСС было еще не готово к такому шагу.

Только летом 1987 г. мы узнали, что для изучения проблем, связанных с «открытыми» процессами 30-х гг., в ЦК КПСС создана специальная комиссия по реабилитациям, которую возглавили Председатель КПК при ЦК КПСС М.С. Соломенцев и А.Н. Яковлев. Имя Н.И. Бухарина уже в 1987 г. стало появляться в отдельных публикациях партийной печати без обычных в прошлом оскорбительных определений и замечаний. Для людей, занятых в сфере партийной идеологии, эти изменения были многозначительны, но они шли медленно и проводились тогда еще по устным директивам. Так, например, издательство «Советская энциклопедия» получило указание – во всех новых изданиях своих словарей восстановить имена всех без исключения видных деятелей Октябрьской революции. В недавнем прошлом имена таких людей, как Троцкий, Зиновьев, Бухарин, просто не упоминались в энциклопедиях. Из печати мы узнали о посмертной «реабилитации» Б. Пастернака, Н. Гумилева, а также таких писателей и поэтов первой русской эмиграции, как В. Набоков, В. Ходасевич, Георгий Иванов, Е. Замятин и других. Но до Бухарина и Зиновьева дело еще не дошло.

1987 г. для СССР и КПСС был юбилейным: осенью мы должны были отмечать 70-летие Октябрьской революции. Готовился большой доклад Горбачева, и этой работой были заняты многие идеологические службы. Доклад был прочитан на совместном торжественном заседании ЦК КПСС и Верховных Советов СССР и РСФСР. Он был озаглавлен «Октябрь и перестройка: революция продолжается». Мы встретили доклад с интересом, но без воодушевления. Доклад был слишком абстрактным: в нем имелось много правильных слов, но таких слов в разных сочетаниях мы слышали много и раньше. Сам Горбачев позднее писал, что его доклад, прочитанный 2 ноября 1987 г. в Кремлевском дворце съездов, был «взвешенный», даже «очень осторожный» и поэтому он не смог удовлетворить те крайние течения, которые уже начали определяться в стране и в партии. Одни оппоненты Горбачева оценивали его доклад как «очернительство», «неуважение к своему народу», как «потрясение основ» и как предвестие тотального пересмотра истории советского народа и истории КПСС. Другие говорили, что Горбачев «топчется на месте» и что необходим более решительный разрыв с прошлым. На мой взгляд, докладу Горбачева не хватало убедительности и глубины.

Наряду с подготовкой к докладу Горбачев и его ближайшие помощники Г. Шахназаров, но в первую очередь А.С. Черняев стали готовить книгу о перестройке и «новом мышлении». Далеко не все люди из «идеологического штаба» генсека поддержали мысль о написании книги: серьезные книги готовятся долго, они должны быть основаны на ясной концепции, а именно такой ясной теоретической концепции ни у кого из «прорабов» перестройки еще не было – они шли вперед почти вслепую, путем проб и ошибок. Иван Фролов советовал провести курс лекций, а Александр Яковлев полагал, что будет достаточно опубликовать сборник избранных речей и докладов. Но имелось очень привлекательное предложение от двух крупных американских издательств «Харпер энд Роу» и «Саймон энд Шустер» к Горбачеву – написать о своей политике. При этом был предложен очень солидный гонорар. Анатолий Черняев предложил начать работу над книгой, взяв в качестве основы стенограммы бесед М. Горбачева с различными иностранными политиками, а также записи его пространных выступлений и рассуждений на заседаниях Политбюро. «Все это из первых уст и в стилистике самого Михаила Сергеевича. Почему из этого материала не сделать книгу? Будет бестселлер, уверяю вас»[55]. Идея эта была спорная, но Горбачеву она понравилась, и работа закипела. Под руководством А. Черняева семь хорошо подготовленных консультантов и журналистов, близких к аппарату ЦК КПСС, просматривали сотни и тысячи страниц рабочих записей, разбирая их на части и группируя по близким темам. Каждый из скрепленных наспех кусков отсылался к Горбачеву. Работа шла на бывшей даче Максима Горького, недалеко от Николиной Горы, и все консультации с самим Горбачевым проходили по телефону. Из многих тысяч наговоренных страниц получилась машинописная рукопись в 400 – 500 страниц, которую М. Горбачев дал почитать А. Яковлеву, И. Фролову и В. Болдину. Вряд ли весь этот материал мог понравиться таким компетентным читателям, но М. Горбачев уже загорелся замыслом большой книги «о философских основах и о логике политики перестройки». Но если нет такой философии и логики в реальной жизни, как она может появиться на бумаге? Сам А.С. Черняев свидетельствовал, что у всех у них был пока еще огромный ворох бумаги и все они занимались сбором дополнительных материалов. Во время отпуска в Ливадии Горбачев трижды передиктовывал книгу. К сожалению, многие из наших лидеров давно уже разучились продумывать или писать тексты своих статей или выступлений лично. Они или полностью возлагали эту задачу на своих помощников, или надиктовывали, размышляли вслух, а потом правили изготовленный для них текст. Итоговый вариант книги М. Горбачев направил все же всем членам Политбюро. Замечаний почти не было, но и похвал также. Американские издатели получили машинописный текст книги через своих представителей в Москве лично от М. Горбачева. Им было нужно доказательство, что над книгой работал сам Горбачев, а не какой-либо из его помощников. Они попросили два-три дня для изучения текста. Но вывод экспертов был однозначен: это работа самого Горбачева, это его неповторимая манера выражаться. А поэтому не так уж важно, писал ли он текст своей рукой или диктовал стенографистке. Книга М.С. Горбачева под весьма амбициозным названием «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира» вышла в свет в ноябре 1987 г. сразу в Москве и в США. Она была быстро переведена на многие языки и издана в разных странах – всех тогда интересовали события, которые происходили в СССР, да и личность нового генсека. В предисловии Горбачев отмечал, что его книга «не является научным трактатом, но она не является и пропагандистской публицистикой. Эта книга написана по просьбе американских издателей, и она обращена к народам всех стран – и СССР, и США, и любой другой страны». Однако именно в этой многоадресности и в отсутствии научного анализа состоял главный недостаток книги Горбачева: она также была слишком абстрактна. Горбачев ничего не опровергал, ни с кем не полемизировал. В книге нет никаких цитат, нет никаких имен политических деятелей – кроме имени Ленина. Горбачев много писал в своей книге о перестройке, оценивая ее как революцию. Он отмечал, что перестройка оказалась более трудным делом, чем представлялось поначалу. Но перестройку уже нельзя остановить, новое мышление необходимо и т.д. Однако в книге не было никакого ясного плана и программы перестройки. Критика прошлого также была слишком абстрактна. Партия, писал Горбачев, не сумела полностью реализовать преимущества социализма: в стране не на должном уровне работают транспорт, здравоохранение, образование, есть недостатки в количестве и качестве продовольствия. Многие руководители партии оказались вне контроля, есть факты взяточничества и очковтирательства, бездуховности и зазнайства. Надо вернуться к Ленину, надо соединить социализм и демократию. Здесь же был выдвинут лозунг, который потом часто можно было встретить в печати: «больше социализма и поэтому больше демократии». Позднее стали писать эти же слова в другом порядке: «больше демократии – больше социализма». Даже в разделе книги «Уроки истории» Горбачев не упомянул ни одного имени, кроме имени Ленина. Заявлялись темы «Молодежь и перестройка», «Интеллигенция и перестройка», «Живая ткань перестройки», «Социальная ткань перестройки», «Перестройка и Советы», «Наш путь к новому мышлению» и т.д., но автор не объяснял читателям, в чем состояла сущность этой провозглашенной им перестройки. Что и как надо перестраивать, а что и почему надо сохранять? В чем именно он видит признаки «старого» и «нового» мышления? В книге приводятся тексты разных писем, которые приходили к Горбачеву, но нет никакой полемики. Странно было бы считать «новым мышлением» рассуждения о важности технического прогресса и о том, что промышленность СССР