его латышское происхождение. Отец Б. Пуго, Карл Пуго, служил в 1918 г. в частях «красных» латышских стрелков, был подпольщиком в «белой» Латвии, в 30-е гг. работал в Москве в НКВД, в конце 40-х гг. был избран первым секретарем Рижского горкома партии. По такому же пути пошел и Борис Пуго: первый секретарь латвийского комсомола, секретарь ЦК ВЛКСМ, председатель КГБ Латвии, первый секретарь ЦК Компартии Латвии. До появления в кабинете министра внутренних дел СССР Б. Пуго в течение трех лет был Председателем Центральной контрольной комиссии КПСС. Лично я познакомился с Б.К. Пуго еще летом 1989 г., когда мне было поручено возглавить одну из следственных комиссий Съезда народных депутатов СССР по проблемам коррупции. Пуго производил впечатление человека чрезвычайно пунктуального и порядочного, но несколько нервного и крайне чуткого к умалению роли тех органов партийной власти, которые он представлял. В это время уже мало кто боялся партийных взысканий и исключений из партии, а оскорбления в адрес «партократов» звучали со страниц печати даже чаще, чем в адрес «тупых генералов».
В 1991 г. сам ход событий толкал такого человека, как Пуго, к протесту и к оппозиции в том числе и по отношению к М. Горбачеву. Это было видно и по немногим выступлениям Пуго в Верховном Совете. Преступность в стране быстро росла, но главное внимание и силы МВД расходовались на предупреждение межнациональных конфликтов, забастовок и несанкционированных демонстраций. В самом начале августа Б. Пуго ушел в отпуск и улетел в Крым в один из санаториев. Еще утром 18 августа он прогуливался по берегу Черного моря, беседуя с Евгением Примаковым, но вечером того же дня он вернулся в Москву и без колебаний вошел в состав ГКЧП, хотя и не был здесь ведущей фигурой. 19 августа мы видели и слышали Пуго на пресс-конференции ГКЧП.
Поражение ГКЧП определилось уже днем 21 августа, и Прокуратура Российской Федерации объявила, что все участники ГКЧП будут привлечены к самой строгой ответственности. Вернувшись вечером к себе домой, Б. Пуго обнаружил, что все телефоны правительственной связи у него отключены. Он поднялся с женой Валентиной Ивановной в квартиру к сыну Вадиму, семья которого жила в том же доме по улице Рылеева, но выше этажом. Вадим Пуго, инженер по специальности, работал в разведке – в Первом главном управлении КГБ. Разговор был невеселый: фактически Б. Пуго прощался с сыном и невесткой, но речь шла пока что о неизбежном аресте. Но еще раньше Валентина Ивановна спрашивала мужа, где у них дома спрятано оружие, – она ни минуты не будет жить без него. Никто не знает, о чем говорили супруги Пуго в эту ночь. Для человека с такой биографией, как у Пуго, перспектива оказаться на скамье подсудимых и в тюрьме была невыносимой. Лучше уж смерть. Утром 22 августа в 9 часов Борис Карлович позвонил в МВД своим заместителям и спросил, как идут дела. На вопрос, будет ли министр сегодня на службе, Пуго ответил вопросом: а зачем? Прощаясь, он просил передать привет своему первому заместителю генералу Борису Громову. Очень скоро по тому же городскому телефону Пуго позвонили из российских спецслужб – нельзя ли с ним встретиться? Его разыскивали генералы из окружения Ельцина: Виктор Баранников, Виктор Ерин и Виктор Иваненко. Пуго ответил: «Приезжайте ко мне».
Дверь приехавшей группе открыл больной старик – тесть Б. Пуго. «У нас несчастье, – сказал он. – Проходите». Министр лежал в верхней одежде на своей кровати, из его виска шла кровь. У другой кровати сидела его жена. У нее было пулевое ранение также на голове, но она была еще жива, – умерла в больнице, не приходя в сознание. Предсмертные записки они оставили оба. Борис Пуго просил прощения у родных. «Я излишне доверился людям, – писал он. – Я честно прожил всю жизнь». Валентина Ивановна написала еще короче: «Я не могу больше жить. Не осуждайте нас. Позаботьтесь о дедушке. Мама». Следствие констатировало самоубийство. Похороны супругов Пуго прошли в Москве через два дня почти незаметно. Попрощаться с ними к моргу больницы приехали лишь несколько ветеранов, даже гробы было нести некому. Не было и никаких официальных соболезнований и некрологов.
В день похорон Б.К. Пуго и его жены, в субботу, 24 августа, в своем служебном кабинете в доме № 1 Московского Кремля покончил с собой 68-летний Сергей Федорович Ахромеев, маршал и Герой Советского Союза, занимавший тогда пост помощника Президента СССР по военным делам. У Ахромеева не было под рукой оружия, но он уже не мог и не хотел ждать. Он повесился, использовав скрученную вдвое нейлоновую веревку от занавесей, один конец которой он прикрепил к массивной медной ручке высокой кремлевской оконной рамы. В субботу в приемной маршала не было секретаря, и его тело обнаружил только поздно вечером офицер из кремлевской комендатуры, который должен был обойти все вверенные ему помещения. Покойный был в полной военной форме со знаками отличия. Были немедленно вызваны следователи из военной прокуратуры с видеокамерой. В кабинете не было беспорядка, сейфы были закрыты. На столе маршала лежало шесть записок, написанных от руки. Две из них – для родных и близких. Одна из записок была адресована армейским коллегам с просьбой помочь семье и родным в организации похорон. Еще одна записка – с просьбой отдать долги в кремлевской столовой, и деньги лежали рядом. Отдельно лежала записка с объяснением его поступка. «Я не могу жить, когда моя Родина погибает и разрушается все то, что я считал смыслом моей жизни. Мой возраст и вся моя жизнь дают мне право уйти. Я боролся до последнего».
Ахромеев не был членом ГКЧП, он узнал о создании этого комитета лишь утром 19 августа, когда находился с женой Тамарой Васильевной и внуками на отдыхе в Сочи. Но он решил вернуться в Москву, оставив родных в санатории. В Кремле маршал был уже вечером 19 августа, и в 22 часа он встретился с вице-президентом Г. Янаевым. Ахромеев сказал, что он поддерживает Обращение ГКЧП и готов помогать. Ночь он провел на своей даче, где жила его младшая дочь со своей семьей. Весь день 20 августа Ахромеев работал в Кремле и в здании Министерства обороны, собирая информацию о военно-политической обстановке в стране. Ночевал он в своем кабинете – на раскладушке. Отсюда он звонил своим дочерям и жене в Сочи.
Поражение ГКЧП определилось 21 августа, но Ахромеев понял это еще раньше. 22 августа он узнал о возвращении Горбачева, об аресте министра обороны Д. Язова. С Горбачевым Ахромеев не встречался. Он начал готовить свое письмо Горбачеву, а также текст выступления на сессии Верховного Совета, которая была намечена на 26 августа. В его записной книжке, которую потом отдали родным, было на этот счет много записей. «Почему я приехал в Москву из Сочи? Никто меня не вызывал. Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, лично убедился в этом. Но с 1990 г. наша страна идет к гибели. Горбачев дорог, но Отечество дороже! Пусть в истории хоть останется след – против гибели такого великого государства протестовали!» По свидетельству дочерей маршала Натальи и Татьяны, вечером 23 августа их отец не выглядел подавленным. Все собрались за ужином, купили большую дыню, обсуждали последние события. Маршал отправился в Кремль в 9 часов утра, обещал вечером погулять с внучками. Уже из Кремля говорил с Татьяной о встрече матери, она возвращалась в Москву в 3 часа дня. Но уже через час после этого разговора Ахромеев был мертв. Как можно судить по запискам, маршал думал о самоубийстве уже 23 августа, но были какие-то колебания. Но именно вечером 23 августа Б. Ельцин подписал в присутствии Горбачева указ о приостановлении деятельности КПСС в Российской Федерации. Поздно вечером в этот же день и в ночь на 24 августа происходил захват манифестантами зданий ЦК КПСС на Старой площади. Эпизоды этих событий можно было видеть по телевидению, а Ахромеев мог знать и больше. Некоторые из друзей Сергея Федоровича считали, что именно запрет КПСС и поведение Горбачева стали последней каплей – слишком необычным для военного был избранный им способ самоубийства.
Маршал Ахромеев был достойным военачальником и пользовался большим уважением в армии и в партии. Он начал войну в 1941 г. помощником командира взвода морской пехоты, а завершил ее командиром батальона. В 1979 – 1988 гг. он был первым заместителем начальника, а потом и начальником Генерального штаба и первым заместителем министра обороны СССР. Он руководил планированием военных операций в Афганистане на всех этапах, включая и вывод войск. На переговорах о сокращении вооружений Ахромеев был главным экспертом, и Горбачев признавал, что без Ахромеева эти переговоры были бы менее успешными. Маршал тяжело переживал ту антиармейскую кампанию, которую вела значительная часть прессы в 1989 – 1990 гг., не встречая противодействия у Горбачева. Ахромеев часто выступал по этому поводу на заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР. Несколько раз и я беседовал с Ахромеевым на эти темы в его кабинете. Маршал был обескуражен поведением Президента СССР, который перестал давать своему советнику и помощнику какие-либо поручения и постоянно откладывал решение ряда важных армейских проблем, которые Ахромеев считал неотложными. В конце концов Ахромеев подал еще в июне 1991 г. прошение об отставке, но Горбачев медлил и с решением этого вопроса. В своем кабинете Ахромеев давал волю эмоциям, которые в другой обстановке он сдерживал.
