— Качество неважное, — сказал я. — Не могу прочитать названия даже с лупой. Ты хоть одно из них запомнил?

— Говорю тебе, — начал Осей, — я собирался записать несколько названий, когда раздались твои звонки. Я могу еще раз забраться туда — ничего сложного.

— Нет, не надо. Постарайся вспомнить хотя бы одно название.

Я смотрел на смешное широкое немолодое лицо Осей и его ясные глаза, устремленные в огонь, — он пытался вспомнить, что было написано на книгах.

— Например, — подсказал я, — встречалось ли хотя бы в одном из названий слово «фермент»?

— Черт возьми, — сказал Осей, лицо которого расплылось в улыбке. — Вот именно, «ферменты», они почти все были о ферментах.

Он не помнил точных названий, но я знал, что он не врет. Он был одним из лучших наших взломщиков и одним из самых надежных внештатных работников.

— А как ты догадался? — спросил Осей.

— Догадался, и все, — ответил я. — Просто она выглядит как девушка, которая не может не интересоваться ферментами.

Уайтхолл, суббота, 12 октября

— Превосходное зрелище при коронациях.

— Еще бы, — сказал я.

— Процессия видна, на многие мили. Я смотрел отсюда и праздник победы. Очень красиво.

— Может, мы все-таки начнем...

— А не хотите прийти сюда в День перемирия?[20] — спросил Хэллам. — Очень впечатляющее зрелище.

— Хочу, — сказал я. — А насчет...

— Минуточку, — сказал Хэллам. Он подошел к своему столу и заговорил в светло-зеленый телефон: — Мы бы хотели выпить по чашечке крепкого кофе, Филлис. Вас не затруднит передать это миссис Мейнард? И, пожалуйста, пусть принесут фарфоровую посуду, Филлис, у меня гость.

Кабинет Хэллама находился на верхнем этаже здания. Из него открывался прекрасный вид на Уайтхолл[21], внизу был виден Кенотаф[22] с черными точками скворцов. По меркам Уайтхолла, кабинет был хорошо обставлен; линолеум министерства общественных работ покрывала тростниковая циновка, на окнах висели голубые занавеси, интерьер дополняли две репродукции Сезанна и пришедшее в полную негодность плетеное кресло. Хэллам, покопавшись на своих полках, извлек две папки и брошюру. Брошюра оказалась «Химикатами для садовода» издания министерства сельского хозяйства. Хэллам открыл одну из папок. На ней прямым шрифтом было написано «Специальные лицензии на импорт», а ниже — аккуратно шариковой ручкой: «мистер Семица».

— Все официальные запросы фальшивых документов мы называем «лицензиями на импорт», — объяснил Хэллам. Он постучал острым костлявым пальцем по второй папке. — А это отчет, — он прочитал, — Консультативного совета по ядовитым веществам.

— Более ядовитого человека, чем вы, я не знаю, — весело вставил я.

— Вы опять грубите, — сказал Хэллам, — а я думал, что мы уже договорились нормально работать. В конечном итоге от этого выиграем мы оба. — Он улыбнулся, как ему казалось, победительной улыбкой. Сегодня он был одет в униформу министерства внутренних дел — черный пиджак, полосатые брюки, стоячий белый воротник и специальной формы галстук.

— Люди Гелена сказали мне, что Семица должен приехать в Берлин ровно через две недели, — сказал я.

— А мы знаем об этом, — весело откликнулся Хэллам.

— Откуда? — спросил я.

— Эх вы, спецы с Шарлотт-стрит. Сплошная секретность и дурные манеры. И Бабуся Доулиш хуже всех.

Я кивнул.

— Мы называем его здесь Бабуся Доулиш, — продолжил Хэллам.

— Вы только что так его и назвали, — сказал я.

— Семица ведь не тайный агент. Он в университете Гумбольдта будет читать лекцию на тему «Синтетические инсектициды — развитие сопротивляемости вредителей к ДДТ». Он читает свою лекцию во вторник 29 октября, так что приедет он незадолго перед этим. Я прочитал это в сообщении телеграфного агентства АДН. Тайны тут нет. Более того, рискну предположить, что он остановится в отеле «Адлон».

— Это гадание на кофейной гуще, — сказал я.

— Совсем нет, — сказал Хэллам. — Именно в этом отеле университет Гумбольдта размещает своих самых почетных гостей. — Он вынул мундштук. — У вас не найдется сигареты? — спросил он. Я вытащил из кармана пачку «Галуаз», оторвал угол и протянул ему.

— Французские? — спросил Хэллам. — Они ведь очень крепче? — Когда он прикуривал, раздался стук в дверь. По ковру проковыляла старая сморщенная матрона в пестром переднике.

— Поставьте там, миссис Мейнард, очень мило с вашей стороны, и шоколадное печенье тоже. Бог мой, вы балуете нас. — Хэллам отодвинул вазу с цветами, освобождая место для подноса с кофе.

Престарелая матрона широко улыбнулась и в смущении убрала со лба непослушный завиток.

— Как ваша спина сегодня, миссис Мейнард? — спросил Хэллам.

— Думаю, что сегодня будет дождь, — сказала она.

— Наша миссис Мейнард никогда не ошибается, — сказал мне Хэллам с гордостью.

— Вот как? — сказал я. — Тогда ее место — на крыше министерства военно-воздушных сил.

Миссис Мейнард ухмыльнулась, взяла с подоконника три пустых чашки и блюдца и сказала Хэлламу:

— Вы мне должны двухнедельную плату за кофе, мистер Хэллам.

— Двухнедельную? — переспросил еще раз Хэллам, словно надеясь на отсрочку приговора.

— Да, сэр, — подтвердила миссис Мейнард, решительно кивнув. Он осторожно порылся в монетах, дал миссис Мейнард две полукроны и великодушно разрешил ей оставить сдачу себе.

— С вас еще один шиллинг, — сказала миссис Мейнард, — вы забыли о трех пачках печенья.

Хэллам отдал ей деньги, она ушла, а он еще долго смотрел на дверь почти в полной уверенности, что заплатил ей на прошлой неделе.

— Ради Бога, Хэллам, давайте займемся делом. Зачем мы так суетимся ради специалиста по инсектицидам?

— Не торопитесь, пожалуйста, — сказал Хэллам. — Правда ведь, удобное кресло? — Из кофейника дрезденского фарфора он разлил кофе по чашкам, которые не купишь по дешевке на Портобелло-роуд[23].

— Не настолько, чтобы сидеть здесь неделю ради пары простеньких вопросов.

— Печенье? — предложил он.

— Спасибо, не хочу, — сухо ответил я.

Хэллам сморщил нос.

— Ешьте, — сказал он, — шоколадное. — Когда Хэллам протянул руку, я заметил на его запястье золотые часы фирмы «Эйгер ле Кутр».

— Новые часы? — спросил я.

Хэллам погладил рукав над часами.

— Я долго копил деньги, чтобы купить их. Правда, красивые?

— Вы, Хэллам, человек, — я сделал паузу, внимательно глядя на него, — самого безупречного вкуса.

Его глаза сияли от удовольствия, пока он торопливо перебирал бумаги на столе. Он сказал:

— Я, право, совсем не знаю, могу ли говорить вам такие вещи — они секретные. — Вот такое было чувство юмора у Хэллама. Я кивнул и улыбнулся. — Вы знаете, этот Семица специалист по ферментам. Это