Я прилагал отчаянные усилия, но все же не мог сдержать дрожь. И чувствовал себя совершенно беспомощным. Перед глазами стояла она, бледная, растрепанная, молящая о чем-то, зовущая меня.

– Хорошо, – сказал я, адресуясь не зная кому – Энн или женщине в черном, решительно отбросил простыни и спустил босые ноги на ковер, собираясь встать.

– Подожди, я пойду с тобой.

– Ты останешься. – Трясущейся рукой я вытер пот со лба. Я знал, что она должна остаться. – Хорошо, – с удивлением услышал я тут же свой собственный голос, – пошли.

Тихо прошелестела ночная сорочка, и я увидел темный силуэт Энн на фоне окна. Стиснув зубы, чтобы не заорать от ужаса, я сжал ее руку, и мы двинулись к двери.

Вряд ли было возможно идти медленнее. Мы шли, словно на наших ногах висели свинцовые гири, будто мы были мраморными статуями, ожившими только наполовину. Но, несмотря ни на что, спустя некоторое время мы все-таки приблизились к двери. Я слышал гулкий стук своего сердца. Руки ходили ходуном. Энн тоже дрожала. Но в таком состоянии я не смог бы ее успокоить. Меня бы кто успокоил!

Мы вышли в холл и, не сговариваясь, остановились. Нас и темную гостиную, в которой ожидало необъяснимое, разделяла только дверь.

У себя в комнате беспокойно заворочался Ричард. Тревога за сына отвлекла нас и немного ослабила напряжение. И Энн сказала уже почти спокойно:

– Открывай.

И я решился. До боли стиснув ладонь жены, я резко распахнул дверь. В ожидании самого страшного мы замерли на пороге. Но ничего особенного не произошло. Наоборот. Неведомое, сгустившееся вокруг нас, внезапно исчезло. Я почувствовал, как утихает пульсирующая боль в висках, прекращают судорожно дергаться мышцы живота. Мы медленно вошли в гостиную. Она была пуста.

Энн в изнеможении прислонилась к стене.

– Ты подонок, чертов подонок, – простонала она, только в ее голосе не было злости. В нем слышалось огромное облегчение и откровенное торжество.

– Милая... – Я еще раз посмотрел по сторонам. Ничего! Никого... – Я был уверен, что она здесь.

– Конечно, дорогой, конечно. – Она похлопала меня по плечу и сладко зевнула. – Может быть, мы, наконец, пойдем спать?

– Иди, я сейчас.

Еще несколько минут я молча стоял в пустой гостиной, бесцельно глазея на место, где, я знал, еще недавно стояла она, потом ссутулился и медленно побрел в спальню. Устроившись рядом с Энн, я не стал ей рассказывать о порыве ледяного ветра, который едва не сбил меня с ног, когда я выходил из гостиной.

– Теперь у нас есть няня, – радостно сообщила Энн, когда я вернулся с работы в четверг, – сегодня вечером мы свободны.

Я снял с плеча сына, который, судя по всему, был вполне доволен жизнью.

– Я очень рад. Куда пойдем?

– А уж как я рада, – усмехнулась Энн. – Последнее время я чувствую себя старой заезженной клячей.

– А как себя чувствует малыш? – Я нежно погладил живот жены, увеличивающийся с каждым днем.

– Значительно лучше, благодарю вас, мистер Медиум.

– Еще раз назовешь меня так, стукну прямо по этому огромному животу!

Шутка получилась неудачной. Я не мог рассказать жене о нудной, изматывающей головной боли, целый день не дававшей мне покоя, о неприятных ощущениях в животе, о том, что я чувствовал себя больным и совершенно измученным.

Она была так весела и беззаботна, так радовалась предстоящему отдыху, что у меня язык не повернулся огорчить ее. И, кроме того, я не был ни в чем уверен. Как всегда, то, что меня посетило, было зыбким, неопределенным, непонятным. Чувства... ощущения... и никаких достоверных фактов.

Умывшись перед ужином, я поинтересовался:

– А кто няня?

– Девочка, которую порекомендовала Элси. Мы уже договорились. Правда, берет она пятьдесят центов в час.

– Ты уверена, что ей можно доверять?

– Если помнишь, Элси заверила нас, что девочка совершенно надежна. Это я помнил.

Я отправился за нашей новой няней около восьми. Она жила примерно в четырех милях от нашего дома. Далековато, конечно, но мы так долго ее искали, что я решил не быть слишком привередливым.

Энн очень нужно было иметь возможность немного развеяться.

Я затормозил перед домом няни и уже собрался выйти из машины, но в это время на крыльце появилась девушка. Она имела довольно внушительную, по моим понятиям, комплекцию, и надетые на ней обтягивающие джинсы отнюдь не скрывали ее формы. На ней был коричневый кожаный пиджак, в темных волосах виднелась узкая желтая лента, напоминающая полоску масла, круглое лицо отнюдь не украшали очки в толстой оправе.

– Привет, – улыбнулся я, – меня зовут Том Уоллис. А тебя?