заставляет делать что-то подобное?' 'Нет.. совсем не заставляет'…

'Ну так и правильно… это здесь никому и не нужно. Просто будь сама собой, предпочитая те случаи, когда это особенно полезно. Показывай свои таланты. Разумеется, приходится находиться в некоторых рамках. Но их довольно скоро перестаешь ощущать…'

То ли он говорит серьезно, то ли посмеивается надо мной, но слова его, как бы невзначай, остаются, нанизываются на ниточку в памяти.

'Когда я приехала в город и взяла с собой только клавиатуру и нейрочипы… я думала тогда, что это какой-то знак… что мне нужно принести с собой знак, чтобы показать городу… миру… что я хочу делать и где находиться'.

'Ну вот и прекрасно. А где ты сейчас находишься?'

Я замолкаю. Я не могу ему отвечать, глядя на его улыбку, а он уже касается рукой монитора:

'Мне надо идти. Как-нибудь еще поговорим. С тобой интересно беседовать. Больше, чем со многими другими. А вот здесь поправь,'

он указывает на какую-то строчку во фрагменте кода, я впиваюсь туда взглядом.

'Ой. Спасибо'. Но он уже уходит…

Akusira. Так называется место, где я нахожусь. Обломанный клык, хищно скалящийся на небо. Я не помню, откуда этот образ; это было слишком давно. Это отходит в область видений, так же, как капли дождя и лучи солнечного света. Я помню их названия, но память о них и значения неумолимо ускользают… я не хочу о них думать.

Иногда я щурюсь, и тогда могу разглядеть свое тусклое отражение на ближнем мониторе. Вижу большие, впалые глаза, и иголку автоматического корректора зрения, торчащую справа. Вижу - кажется, светлые, короткие вьющиеся волосы, и вокруг головы - тонкий венок проводов. Они сплетаются, как змейки. В чем-то это красиво…

Справа - словно чудовищный зверь с клешнями-манипуляторами и щупальцами-шлангами, старая, но надежная жизнеобеспечивающая система. Я привыкла к ней… хорошо, когда не нужно отвлекаться на такие примитивные вещи, как пить или есть. Хорошо, когда можно закрыть глаза, и все равно продолжать видеть мой неоконченный замок на мерцающих сетках внутренних матриц. Хорошо откинуться в кресле, повторяющем изгибы спины, когда приходит время погрузиться в недолгий сон…

Потом я вспоминаю тех, кого называют Ангелами, и улыбаюсь. Я понимаю, почему они одновременно и хотят и бояться проникнуть в нерушимые твердыни корпораций - нет, не в виртуальности, но в реале;

они догадываются, что здесь рай…

Некоторое время назад, когда мне еще было интересно выходить из комнаты и прогуливаться по коридору, окружающему по периметру один из выступов 'клыка' огромного здания, мне было интересно смотреть вниз, на помаргивающий ночными огнями город. С неба непрестанно шел дождь, и его косые линии оставались на стеклах. Здесь был рай… Тот, что кому-то казался адом.

Друг с другом здесь не говорили.

Здесь, в поднебесье, в обители нейропрограммистов и просто программистов Akusir'ы, не было того, что привычно рисует воображение при мысли о жизни внутри корпораций. Мне не следовало знать своих 'коллег', если можно бы было их так называть. Никто не заговорил со мной первым, и я не заговорила тоже. У меня было то, что мне надо было делать. У меня была комната и тишина, касания упругих трубок от системы жизнеобеспечения к вене, и сияющий денно и нощно ряд мониторов.

Это было, кажется, несколько месяцев назад. Кажется, так. Я помню, что по коридору мимо меня провезли больничную каталку с лежащим на ней человеком - может быть, он был мертв, но может быть, все-таки жив, потому что позже мне показалось, что я заметила его. Я запомнила его грязно-русые волосы, ложившиеся на плечи неровными прядями; он вышел ненадолго в коридор, пошатывающейся походкой, и смотрел сквозь меня отсутствующим взглядом. В этом взгляде была пустота и безразличие - но отсутствовала искорка разума. Кто-то появился вслед за ним из комнаты, его взяли за руки и увели назад. Я заметила на виске у него поблескивающий кружок с черно-красным знаком Yamato.

И вернулась назад. Разгадывать тайны - это было не для меня.

Пальцы танцуют над клавиатурой, я рисую огненные стены, закрыв глаза, и вижу их то вокруг себя, то перед собой. Я чувствую свою систему так, как скульптор чувствует Галатею в глыбе мрамора. Я хочу оживить ее, но лишь могу представить себе ее жизнь…

Мой давний друг Натори сказал мне, 'С каждым новым имплантом в тебе все меньше остается человека'… Это было давно. Слишком давно. Даже не в прошлой, а позапрошлой жизни; я и прошлой-то уже не помню, куда мне возвращаться в памяти столь далеко? Я забываю ненужное, чтобы освободить место для новых необходимых мне данных. Старые воспоминания теснятся и сами уходят, и я не чувствую к ним жалости… Но эту фразу я помню; неужели я никогда не смогу простить его?

Наверное, никогда, слишком уж запомнился мне тот день. Когда он повторил эту фразу, глядя на меня своими огромными грустными глазами, именно тогда, когда я пришла похвастаться перед ним рубиновой каплей инфракрасного порта на ладони… я не хотела больше выносить этот взгляд. Он смотрел на меня так, словно хоронил меня заживо и это доставляло ему какое-то извращенно-мрачное удовольствие. 'Значит, ты не видишь во мне человека? Тогда мне этого и не нужно. Прощай'…

И вот уже экспресс спешит, увозя меня прочь от первой жизни, в город…

Здесь воспоминания начинают размываться, словно капли дождя падают на акварель. Зачем это все? Убрать. Я трясу головой. Но мне не удается сосредоточиться… Индикатор времени безразлично помаргивает на стене. Хорошо. Еще несколько минут… пусть… я откинусь на кресло.

Вот и все… Все гаснет, все сплетается в чудовищном хороводе вокруг одной-единственной мысли, когда я вижу на мгновение эту вспышку:

Yamato Initialization Loading Done

Последнего done я уже не вижу. Оно улетает сквозь меня. Или я - сквозь него…

Я блуждаю в своем замке, срывая цифровые цветы программных роз. Огонь кода защитной системы ласкает мне руки. Нет - нету уже никаких рук. Есть все, что я захочу; мое сознание - и машина, мое сознание - и сеть. Я снаружи и внутри; возможно, душа моя парит сейчас над безжизненным телом на тоненьком канале, как на ниточке, и может оторваться, но меня это не заботит. Я говорю с машиной, говорю на ее языке, языке, понятном мне и ей, языке, который ищут и не находят; я знаю его, хотя мне не пришлось его учить. Yamato говорит за меня, и я слышу переливчатый шепот сети и говорю с ней; моего слова, намека, пожелания достаточно, чтобы система послушно изменялась и перестраивалась снова…

Это не может длиться долго. Приход в себя - как после внезапно холодного душа; после нирваны виртуального пространства - вновь этот жалкий мир. Так, наверное, думает каждый, возвращаясь из мира, который дарит Yamato; я иногда думаю, что будет, если он забудет меня однажды вернуть, и сознание мое, воспарив, останется там…

Теперь я отбрасываю эти мысли и просматриваю получившиеся строчки нового кода. Того, что рождается на языке Yamato (Вы когда-нибудь слышали, как звучит нейроассемблер?!), то, что я говорю компьютеру напрямую…

Транслятор почти безупречен. И все же я снова правлю и дополняю код. Впереди у меня еще четыре часа, до того момента, как манипулятор слева вновь шевельнется, и механическая рука, дрогнув, вновь направит зажатую цепкими 'пальцами', словно сокровище, половинку серебристой капли к разъему. Я буду ждать этого момента; так, наверное, как первобытный человек с надеждой и верой ждал восхода солнца после холодной ночи. Я знаю. Когда я снова устану, когда мысли вновь смешаются и будут мешать мне строить программу, когда воспоминания вспенятся, цветным калейдоскопом, пытаясь помешать мне думать, я почувствую вновь чуть заметный укол в виске… прощай, реальность…

Натори… видел бы ты меня сейчас. Грустная ухмылка. Натори. Что ты понимал в истинном ощущении счастья? Еще 400 строчек кода. Натори. Ты хоть когда-нибудь работал по-настоящему за компьютером… Еще двадцать строчек… чтобы забыть себя? testing. Ты когда-нибудь чувствовал то единение с машиной, которое доступно даже обладателям самого простенького нейрочипа… 89 % completed… done. 0 errors found… не говоря уже о… Start linking? Y/N Y. Yamato?..

Натори. Что бы ты сказал? 'Что ты превратила себя в придаток машины. Причем добровольно'.

Откуда этот тихий печальный голос? Наваждение. Не больше. И все же… да. Это именно то… и