придет в голову печь простой хлеб. Почему? Потому что хлебозаводы раскрепостили женщин от этой работы. Однако пироги пекут. Почему? Потому что в продаже их мало или качество их плохо. Значит, дело не в словах, не в декларациях. Стоит только где-нибудь в районе организовать хорошую столовую, как сейчас же какая-то часть женщин в этом районе будет автоматически освобождена от приготовления обедов. То же самое с прачечными, яслями, детскими садами…

— Да, да… — со вздохом подтвердила Римма Вадимовна. — Для меня это больной вопрос.

— И всё-таки жизненная основа женщины — семья! — повторил Константин Семенович. — Пускай женщина будет инженером, ученым, работницей… кем угодно! Но если у нее нет хорошей семьи, она не может быть счастлива. Домоводство! — с усмешкой произнес он. — Конечно, нет ничего плохого, если мы научим девочек шить, стирать, стряпать, а мальчиков — чинить электрические пробки. Но не это должно быть целью. Эти пробки заслонили собой главное… Уперлись в них — и ни туды и ни сюды. Главное в том, чтобы девочки… Сейчас я говорю только о девочках… Главное, чтобы они могли организовать свою жизнь, свою семью. Правильно, по-советски организуя свою жизнь, они неизбежно будут действовать в интересах многих. До сих пор школа, сама того не желая, выпускала иждивенцев. Именно поэтому многие женщины сидят сейчас сложа руки и ждут, когда кто-то сверху распорядится построить для них ясли, прачечную. Другие ходят с заявлениями по разным учреждениям и умоляют раскрепостить их, а некоторые превращаются в мещанок… Вы меня извините, Римма Вадимовна, я говорю несколько сумбурно, но мне хочется, чтобы вы поняли корень проблемы. Почему мы не будем вводить уроков домоводства, но организуем фабрику-кухню? Вы уже слышали об этом.

— Ну конечно!

— На фабрике-кухне дети, конечно, научатся готовить, но готовить они будут не только лично для себя, но и для многих других. Они привыкнут думать о других, привыкнут к масштабам, и всё это войдет в их сознание, в их психологию вместе с умением и организаторскими навыками.

— Да. Я понимаю, Константин Семенович, — взволнованно сказала Римма Вадимовна, вставая со стула и снова садясь. — Теперь я, наконец, поняла. Советский человек должен мыслить иначе… Да, да… везде и во всем, в самых мелочах…

— Вот, вот! Именно поэтому воспитание девочек — вопрос особой тонкости, особых трудностей. Психология девочек — это… как бы сказать, извилистая, зигзагообразная.

— Верно! — смеясь согласилась Римма Вадимовна. — Но почему вы говорите только о девочках?

— Потому что мы рассчитываем на вас. Надеюсь, что вы возьмете всю эту область работы на себя.

— Ах вот в чем дело, — упавшим голосом протянула учительница и опустила голову. Через минуту невеселых размышлений она вздохнула и с грустью посмотрела на директора. — Нет… К сожалению, это невозможно, Константин Семенович. Больше того! Я пришла к вам с намерением вообще отказаться от работы.

— Почему?

— У меня семья, дети. Школа берет очень много времени. Это раньше… А сейчас и подавно!

— Значит, мы как раз и оказались на краю вопроса, о котором только что говорили. Какого возраста, ваши дети?

— Одной пять, а другой три года.

— А детский сад?

— Ой, что вы, Константин Семенович! Детские сады так переполнены. Несмотря на мою привилегию, как учительницы, в ближайшее время нет никакой надежды.

— Безвыходное положение… Н-да! Вот вам наглядный пример того воспитания… Вы учились в советской школе, и безусловно вам говорили, что вы хозяева своей страны.

— Говорили, — подтвердила Римма Вадимовна.

— И ведь это действительно так: мы хозяева не на словах, но беда в том, что школа только преподает, но не воспитывает хозяйских замашек, навыков, деловитости, упорства в борьбе.

— Не понимаю… — насторожилась Римма Вадимовна. — Что вы хотите сказать?

— Если бы школа, вместо того чтобы говорить детям всякие, такие красивые слова, воспитывала бы их действием, опытом, вы бы не оказались сейчас в беспомощном состоянии. Вы бы, например, организовали… сами бы организовали детский сад при вашем доме.

— А помещение?

— Под словом «организовали» я подразумеваю всё: и помещение и средства.

— Теоретически всё правильно, но одна я сделать ничего не могу.

— В школе вы учились не одна, и тем не менее вам даже не приходит в голову, что где-то в другой квартире вашего дома сидит такая же мать и точно так же вздыхает.

— Не издевайтесь, Константин Семенович. У меня на душе и без того кисло. Ну что я могу сделать?

Раздался стук, и сразу же дверь отворилась.

— Мама, ну где ты пропала? Мы ждали, ждали… — жалобно начала Алла, подбегая к матери.

Следом за ней вошла и Наташа.

— Вот видите! — с грустной улыбкой проговорила учительница, обнимая за плечи дочь. — Вот они — мои цепи! Куда их деть? Раньше у меня была приходящая женщина, няня…

— Девочки, заходите, пожалуйста! — обратился Константин Семенович к трем рослым ученицам, стоявшим в канцелярии. — Если не ошибаюсь, вы пришли с этими малышами?

— Да, — застенчиво ответила одна из них.

— Закройте дверь и садитесь. Не стесняйтесь. Сейчас мы устроим маленькое совещание, — продолжал он. — В каком классе вы учитесь?

— Я в девятом «а». Мы все из девятого «а».

— Кто у вас классный руководитель?

— Софья Львовна.

— Мама, а кто этот дядя? Что ли, он директор? — громким шепотом спросила Алла и сняла этим натянутость, какая бывает в первые минуты разговора между детьми и незнакомым человеком.

— Тише, Алла… Да, директор, — таким же шепотом ответила мать.

— Он мировой, да?

Все заулыбались, а Константин Семенович рассмеялся:

— Аллочка, иди ко мне. Ты меня боишься?

— Не-а! — ответила Алла и замотала головой.

— Ну иди сюда, — продолжал Константин Семенович и, когда девочка обошла стол, протянул ей руку. — Давай знакомиться.

— А я знаю, как тебя зовут!

— Как?

— Костатин Симоныч! — твердо и четко выговорила девочка.

— Правильно. А ты хочешь учиться в нашей школе?

— Не-а! Там грязно. Я хочу у тети Ксени. У ней есть птички и зайчики.

— Кролики! — поправила Наташа.

Но Алла не слушала сестру. Ее внимание привлекла стоявшая на полу аппаратура.

— Дядя, а что там?

— Это радио, а так киноаппарат.

— А почему там дырочки?

— Там горит свет.

— Ну этому теперь не будет конца! — махнула рукой Римма Вадимовна и поднялась. — Я передам их кому-нибудь и сейчас же вернусь. Пойдемте, девочки. Алла, Наташа!

Алла вопросительно взглянула на Константина Семеновича и, видя, что он не удерживает, пошла за матерью.

— Товарищи, у нас создалось очень неприятное положение, — начал Константин Семенович, когда Чистякова вышла. — Надо что-то придумывать. Римма Вадимовна сообщила, что работать в школе больше не может.