имя.
Он вкратце рассказал обо всем, что произошло, не забыв упомянуть и об одиноком незнакомце, который искал его в Росуэлле.
— Как он выглядел, Морган? Он пристально посмотрел на нее.
— Лет сорок. Высокий, худой.
— Он приезжал и сюда! — испуганно воскликнула она. — Через неделю после твоего отъезда!
— Он что-нибудь рассказывал?
— Нет, просто хотел тебя видеть.
— Ты долго с ним говорила?
— Всего несколько минут. Это было вечером, прямо на этом крыльце.
Кейн размышлял. Незнакомец, видимо, приехал к Синди после встречи с лавочником, который порекомендовал Кейну врача.
— Опиши мне его, Синди! — сказал он быстро. — Попробуй вспомнить как можно больше.
— Кто это, Морган? — спросила она, дрожа. — Один из людей Ван Барена?
— Не знаю. Ну-ка, Синди, подумай.
Она помолчала; они вошли в гостиную. Кейн совсем позабыл о своей промокшей одежде. Одинокий преследователь беспокоил его больше, чем он старался себе внушить. Что-то, невыносимое было в том, как человек шел по его следам день за днем, неделю за неделей. Намного ли он отстал? Кейн невольно покосился на окно.
— Может быть, ты сперва переоденешься и поешь, Морган?
— Нет, спасибо. Итак… постарайся ничего не забыть.
— Мне он вообще-то показался старше сорока. Такой же высокий и худой, как ты. Но он был более… ну… более костлявый, чем ты. Более грубый, если хочешь. Впалые щеки, голубые глаза, короткий нос. Волос его я не видела, но брови были черные.
— А одежда?
— Темная. Толстая куртка, черные брюки. Черные сапоги. Насчет шпор не помню…
— А оружие, Синди?
— Куртка была расстегнута, и я увидела только пояс.
— Как он был надет?
— Наискось, опущен к правому бедру.
— Ремень один?
— Да.
Кейн помолчал. Она посмотрела на него, и ее глаза наполнились слезами.
— Боже мой, Кейн, на кого ты похож! Ладно, хватит разговоров. Раздевайся, а если стесняешься, завернись вот в это одеяло. Сейчас я дам тебе выпить чего-нибудь горячего…
Она суетилась, что-то говорила, она старалась выглядеть непринужденной, но он ясно чувствовал нервные, почти истерические нотки в ее голосе. Ей было страшно Может быть, за него? Он постарался отмахнуться от этой мысли. Нежное тепло, заполнявшее сердце, представляло для него опасность; ему пришлось собрать всю волю и весь приобретенный цинизм.
Он стащил с себя одежду и растерся толстым одеялом. Синди вернулась с миской, от которой шел пар; он быстро поел. Она хотела осмотреть обмороженные участки его лица, но он отклонил голову. Он не любил когда с ним нянчились.
— Сиди спокойно. Тебе что, кожа больше не нужна? Он замер и позволил ей нанести мазь.
— Через несколько дней все будет в порядке, — прошептала она, не отнимая рук от лица Кейна. — Я буду смазывать каждый вечер.
— Завтра рано утром я должен уехать. Он прочел в ее глазах такую печаль, что невольно отвернулся.
— Погоди, побудь несколько дней, пока к тебе вернутся силы…
Он огрызнулся:
— Я не болен!
— Ты истощен, Морган! Истощен. Посмотри на свои руки: ты дрожишь, как промокший пес!
— Я не ребенок, Синди. Завтра мне нужно уезжать. Спорить бесполезно.
Впервые за все время она по-настоящему поняла какая сила характера таится в холодном жестком взгляде Кейна. Этот мужчина вдруг предстал перед ней во всей своей силе и во всей своей слабости.
— Хорошо, — сказала она спокойно. — Завтра так завтра.
Он взял ее за руки.
— Прости меня, Синди, — сказал он тихо. — Я… Но не договорил. Разве мог он сказать ей о том, чем ему грозит возвращение в Форт-Уорт? На мгновение в его памяти возникло багровое ухмыляющееся лицо шерифа Хьюитта. Как поведет себя шериф? А Ван Барен и его всемогущая компания? А майор Монро? Ведь Хьюитт наверняка рассказал ему, что Кейн обманом выведал у него подробности гибели Чарли…
Синди не осмеливалась даже взглянуть на него. Она не знала причины его мучений, но ей приходилось видеть людей, испытывающих страх смерти, и симптомы были ей знакомы.
Этот человек, который, словно комета, ворвался в ее жизнь и которого она научила любить за несколько волшебных и ужасных часов — этот человек боялся умирать. Но он сам не был в этом уверен, или же не хотел себе в этом признаться. При нем всегда был револьвер, и она знала, что он умеет с ним обращаться. Она понимала, что он подсчитывает свои шансы в какой-то смертельной игре, и видела по его лицу, что счет не в его пользу.
Она обняла его; он стоял неподвижно, но Синди чувствовала, что каждая мышца его худого тела дрожит от напряжения. Она провела руками по его спине и плечам, содрогаясь, когда нащупывала очередной шрам, и поцеловала, охваченная грустью и страданием.
— Ты спал, Морган?
— Да. А ты?
— Я тоже немного поспала.
Он полежал некоторое время, не шевелясь. На несколько украденных у времени минут он позволил себе окунуться в волны тишины и блаженства. Душа его растворялась, превращалась в облако сверкающих осколков, в каждом из которых была Синди. Ее близость, ее тепло отогрели его ледяное сердце, жаждавшее крови и возмездия.
Но он знал, что это всего лишь иллюзия. В его жизни не было места покою, любви и счастью. Что-то острое снова и снова кололо его изнутри.
Она положила голову ему на плечо.
— Милый, — прошептала она, — любовь моя… Он прижал ее к себе, но она чувствовала, что он уже где-то далеко. Она в отчаянии заплакала. Почему жестокая судьба послала ей именно этого человека! Из-за него ее существование станет пустым и бессмысленным. Она могла бы возненавидеть его за это, но нет — только не ненависть… Он разрушил в ее жизни все: порядок, планы, привычки… Он был убийцей, но если бы он только попросил — она сама зарядила бы его револьвер…
Слезы текли из ее глаз, она не могла успокоиться: каждый удар часов, каждый удар сердца отдалял его от нее.
… С первыми лучами солнца Кейн оседлал коня. Лицо его не выражало ничего, когда, доехав до конца улицы, он обернулся и посмотрел на тот самый домик. Он знал, что она смотрит из-за занавесок, как он уезжает, и почувствовал жгучее желание повернуть назад и стиснуть ее в объятиях. Чарли был мертв, и ничто уже не могло его оживить.
«Почему?» — кричало все в нем.
— Почему? — пробормотал он, обращаясь к холодному осеннему ветру.
Но не остановился. И вскоре Гэйнсвилль исчез в тумане за его спиной.
Он ехал на юг, к Форт-Уорту, медленно и осторожно, избегая проторенных троп. У него не выходил из головы тот таинственный одинокий незнакомец, который преследовал его от Техаса до Нью-Мексико и, может быть, все еще шел по его следам. Эта неуверенность беспокоила его сильнее, чем шериф Хьюитт, майор Монро и Ван Барен.
Он испытывал крайне неприятное чувство: тот всадник словно был его собственной тенью.