— Да.

— Посмотрите, сможете ли вы сделать снимок, когда она будет входить. Соблюдайте осторожность. Быстро идите на свое место. Она придет через секунду.

Найджел успел как раз вовремя. Через пять минут мальчик-служащий объявил о приходе миссис Росс. Она вошла, и при ее появлении невольно возникла мысль, что ей гораздо более пристало бы входить в отель «Риц», чем в простую деревенскую гостиницу.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились поговорить со мной, — сказала миссис Росс. — Как только я об этом вспомнила, то очень заволновалась. Большая дерзость с моей стороны — обращаться к вам вне стен дворца правосудия… или как там это у вас называется? Вы, похоже, очень торопились.

— Моя работа состоит в том, чтобы выслушивать тех, кто хочет поговорить со мной, — сказал Аллейн.

— Можно мне присесть?

— Прошу вас. Я думаю, вот это кресло самое удобное.

Она села; в ее жестах сквозило неуместное в данной ситуации кокетство. Она сняла перчатки, порылась в своей сумочке в поисках сигарет и затем взяла предложенную Аллейном сигарету. Тот продолжал стоять.

— Вы знаете, — сказала миссис Росс, — вы ничуть не соответствуете моему представлению о детективе.

— Вот как?

— Ничуть. Тот огромный человек, который везде ездит с вами, гораздо больше похож на представителя Скотленд-Ярда.

— Может, вам лучше встретиться с инспектором Фоксом?

— Нет, мне лучше встретиться с вами. Не выговаривайте мне.

— Прошу прощения, если было на то похоже. О чем вы хотели мне рассказать?

Она наклонилась вперед. Ее манеры утратили всякую легкомысленность. Она приняла по-настоящему обеспокоенный вид, но каждый ее жест говорил об уверенности в том, что ее собеседник с пониманием и сочувствием отнесется к причине ее прихода.

— Вы подумаете, что глупо было не вспомнить об этом раньше, — сказала она, — но все это было настоящим шоком. Я думаю, что просто выпустила это из виду или что-то в этом роде. Не то чтобы у меня была какая-то привязанность к бедной женщине, но что ни говори, это был шок.

— Я уверен, что так и есть.

— Когда вы приходили ко мне вчера, у меня жутко болела голова, и я едва ли могла о чем-либо думать. Вы спрашивали меня, выходила ли я из дома в пятницу вечером?

— Да. Вы сказали мне, что не выходили.

— Мне казалось, что я была дома. Честно, я не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Я была дома практически весь вечер, но выходила примерно на полчаса. Я ездила отправлять письмо, но совершенно забыла об этом.

— Это не очень важно.

— Мне необычайно полегчало от этих ваших слов, — сказала она и засмеялась. — Я боялась, что вы будете сердиться на меня.

Она чересчур выделяла некоторые слова, как будто сама себя пародировала. Она сделала особое ударение на слове «сердиться», состроив при этом гримасу и очень широко раскрыв глаза.

— И это все? — спросил Аллейн.

— Нет, не все, — ответила она решительно. — Дело в том, что по пути туда я проезжала по Черч- лейн, мимо ратуши. Черч-лейн проходит по холмам, вы знаете, и ведет к моему коттеджу.

— Да.

— Итак, в одной из комнат горел свет.

— В котором часу это было?

— Я вернулась назад в одиннадцать. Скажем, без двадцати минут одиннадцать. Нет, немного раньше.

— Вы можете сказать, что это была за комната?

— Да. Я это поняла. Слишком далеко для женских уборных, и, в любом случае, они были с занавесками. Мисс Прентайс, которая сама очень целомудренная женщина, сказала, что нехорошо не иметь занавесок. Комната, в которой живет Билли Темплетт, находится в дальней стороне здания. Значит, это была уборная эсквайра. Господина Джернигэма. Но самым интересным было то, что свет вспыхнул на несколько секунд, а затем погас.

— Вы абсолютно уверены, что это не было отражением ваших передних фар?

— Абсолютно. Это было довольно далеко от меня, справа, и нисколько не походило на отражение. Стекло довольно толстое. Нет, желтый квадрат засветился и погас.

— Понятно.

— Возможно, это не имеет никакого значения, но это было на моей совести, и я подумала, что лучше откровенно об этом рассказать и полностью признаться. Тогда я не придала этому значения. Это могла быть Дина Коупленд, которая пришла навести порядок, или кто-нибудь из старушек. Но так как теперь каждое мелкое событие пятницы кажется очень важным…

— Гораздо лучше информировать полицию обо всем, что вы помните и что может иметь хоть малейшее значение, — сказал Аллейн.

— Я надеялась, что вы это скажете. Господин Аллейн, я так обеспокоена, а вы такой человечный и не официальный, я не знаю, осмелюсь ли спросить вас кое о чем. Мне очень неловко.

Едва ли манеры Аллейна могли быть более официальными, когда он ответил:

— Я здесь представляю закон, вы знаете.

— Да, я знаю. Что ж, когда сомневаешься, спроси у полицейского. — Она очаровательно улыбнулась. — Нет, но честно, я ужасно… страшно запуталась. Это касается Билли Темплетта. Я уверена, что вы уже слышали все местные сплетни и поняли, что милые жители в этой аристократической части мира имеют довольно примитивное мышление. Без сомнения, вам уже известны все эти лживые слухи о Билли Темплетте и обо мне. Что ж, мы большие друзья. Он единственный человек во всей округе, который интересуется не только охотой и чужими делами, и у нас много общего. Конечно, будучи врачом, он должен смотреть на женщину как на комплект внутренностей и коллекцию жалоб. Я никогда не предполагала, что его практике может повредить то, что он чаще будет видеться со мной, чем со старой миссис Каин и другими старейшинами деревни. О дорогой господин Аллейн, вот в чем трудность. Можно мне еще сигарету?

Аллейн дал ей еще одну сигарету.

— Я хочу вас спросить, пока еще окончательно не потеряла самообладания. Вы подозреваете Билли в этом бесчеловечном преступлении?

— Судя по развитию событий, — сказал Аллейн, — кажется абсолютно невозможным, чтобы доктор Темплетт имел к этому какое-либо отношение.

— Это правда? — спросила она и посмотрела на него взглядом острым, как нож.

— Для полицейского является серьезным правонарушением умышленное введение в заблуждение свидетелей.

— Прошу прощения. Я знаю это. Это огромное облегчение. Вы помните то письмо, что показывали мне вчера? Анонимное письмо?

— Да.

— Оно было адресовано мне.

— Да.

— Я признаюсь, что отрицала это. Но вы — большая умница, не так ли?

Она опять засмеялась. Аллейн подумал при этом, многие ли говорили ей, что она смеется, как девочка, и забывала ли она когда-нибудь об этом сама.

— Вы хотите изменить ваши показания относительно письма? — спросил он.

— Да, прошу вас. Я хочу объяснить. Я показала письмо Билли, и мы обсудили это и решили не обращать на него внимания. Когда вы показали мне это письмо, я предположила, что вы нашли его где-