Крылов застонал.
– Митя, прибавь скорости, – поторапливал водителя капитан, – плохо ему, мы должны успеть.
Наконец впереди показалось здание школы, в которой был развернут госпиталь. Во дворе творилось столпотворение, недавно привезли новую партию раненых. Водитель исхитрился поставить машину к самому крыльцу. Швецов забежал в здание и вскоре вышел с двумя санитарами. Крылова положили на носилки и понесли в приемное отделение, а оттуда – сразу в операционную.
После госпиталя поехали на площадь Дзержинского. Шевцов, угрюмо нахохлившись, на коротком пути не проронил ни слова, и только на внутреннем посту при въезде в наркомат его прорвало. Часовой долго мусолил бумаги на Плакса и никак не решался впустить прибывших.
– Ты что, читать не умеешь, там же по-русски написано! – вспылил Шевцов.
– Еще вас научу! – огрызнулся тот.
– Что-о?! Да я тебя под трибунал! Не видишь, кто подписал?!
– Без коменданта не могу, не велено.
– Какой еще комендант?! Это приказ самого наркома! – Не владея собой, Шевцов потянулся к портупее.
Часовой наконец отступил в сторону. Шевцов провел Плакса в подъезд, и они остановились у лифта. Подошли еще несколько офицеров. Под их взглядами, колючими и недоуменными, Плакс почувствовал себя неуютно.
– Нам выходить! – доехав до нужного этажа, сказал Шевцов.
Они долго шли по коридору. В коридоре стояла особенная тишина. Толстые ковровые дорожки гасили шаги, не было слышно и то, что творилось за обитыми кожей дверями.
Шевцов приоткрыл одну из дверей и заглянул в приемную. Там никого не оказалось, видимо, секретарь вышел. Он прошел дальше и тихо постучал в дверь кабинета.
– Заходите! – раздался голос.
Шевцов слегка подтолкнул в спину Плакса, и тот шагнул в кабинет первым. Обстановка в нем была казенной. У стены стоял кожаный диван, по углам два массивных кресла. На стене висел портрет Вождя. За большим письменным столом сидел молодой человек в военной форме без знаков различия.
«Порученец или помощник? – подумал Плаксин, увидев как тот бесцеремонно копошится в папках. – Интересно, а кто твой хозяин?»
Между тем молодой человек дружелюбно распорядился:
– Пожалуйста, проходите и присаживайтесь, товарищ Плакс, а вы, капитан, свободны.
Плакс подумал, что ослышался, за последние два года так его никто не называл. Он бочком присел на стул у и оглянулся в сторону двери, ожидая, что сейчас появится начальник.
«Порученец» захлопнул толстую папку и неожиданно посетовал:
– Хотите верьте, хотите нет, но мы когда-нибудь утонем в бумагах!
– Уж не знаю, кому верить… – осторожно ответил Плакс.
Молодой человек мягко улыбнулся и представился:
– Фитин Павел Михайлович, начальник I Управления НКВД.
– Извините, но название мне ни о чем не говорит.
– Разведка.
– Вот как?
Плакс совершенно другим взглядом посмотрел на хозяина кабинета. Опытный разведчик, прошедший суровую школу большевистского подполья на Украине, а затем пятнадцать лет проработавший в нелегальных структурах Коминтерна, он мысленно сравнивал Фитина с людьми, ранее занимавшими этот пост, – Дзержинским, Таршисом (Пятницким), Берзиным – и не находил объяснения столь головокружительной карьере.
«Наверное, около тридцати? – гадал он. – И уже руководит разведкой… Но это невозможно! Необстрелянных, зеленых мальчишек ставить на такое дело!»
Фитин в свою очередь, не скрывая любопытства, рассматривал человека, от которого во многом зависел успех предстоящей операции. Его взгляд цеплял каждую мелочь.
«Да… Постаралось лагерное начальство. Выдали бедолаге костюм блатаря-пижона. Разведчик такой носить не станет. Его дело – быть неприметным. И причесочка еще та. Такую до войны еще поискать надо было. А держится молодцом, чувствуется старая школа. Лагерь его не сломал. Глаза… Хорошие глаза, нет в них ни страха, ни заискивания. Такому, кажется, можно доверять».
Фитин пододвинув к Плаксу пачку «Беломора» и предложил:
– Закуривайте, Израиль Лазаревич.
– Спасибо. В лагере такое дорого стоит, поэтому пришлось бросить, – отказался Плакс, но рука сама потянулся к папиросам.
– Понимаю, – кивнул Фитин. – Я изучил ваше дело… К глубокому сожалению, таких трагедий перед войной произошло немало… Перестраховались… Ведь настоящий врагов очень много.
– Давайте не будем об этом. – Плакс скомкал еще не зажженную папиросу и швырнул ее в пепельницу. – Нет, как вы могли?! Как допустили, что фашисты захватили полстраны и бомбы рвутся в самой Москве! Как?!
Фитин промолчал. Перед ним была еще одна жертва Большого террора. Здесь, на Лубянке, два года назад следователи выбили из него признательные показания, но, вот удивительно, сейчас он думал не о себе, а о Родине, от имени которой его осудили не только на бесчестие, на смерть. Он поражался мужеству этого человека, которого не сломили ни предательство друзей, ни унижения, ни каторжный труд на лесоповале.
Формально, по закону, он особо опасный государственный преступник, враг народа, размышлял Фитин. Приговор никто не отменял, но… Но все изменила война. По большому счету, в войне только две противоборствующие стороны. Гитлер, который вероломно напал на нашу страну, а вместе с ним и всякая шушера, белогвардейцы, предатели, таившиеся до поры до времени, а теперь решившие взять реванш, и те, кто грудью встал на ее защиту.
И все-таки кто же ты, Израиль Плакс? Враг, затаившийся, злобный, готовый ужалить в любую минуту? Или друг? Нет, не враг! Какой, к черту, враг! Человек прошел девять кругов ада, не оклеветал ни одного из своих соратников, несмотря на жестокость следователей. И сейчас он думает не о себе, а о той страшной беде, что нависла над страной.
И здесь в гибком уме молодого начальника разведки зародилась смелая идея. А что, если его самого подключить к операции? Рискованно? Несомненно! Клеймо «враг народа» – это не шутки. Малейшая ошибка, и можно оказаться в одной камере с ним.
Страшно… А кому сейчас не страшно? Нет, надо рискнуть, все больше склонялся к принятию решения Фитин. Прямое участие Плакса в работе с Саном, вне всякого сомнения, активизирует операцию, позволит выполнить задачу товарища Сталина в срок. К тому же Сан может пойти на контакт только с Плаксом. Но как убедить в этом Лаврентия Павловича? Как? Одних только слов о надежности Плакса явно недостаточно. Необходимо найти что-то весомое, надежный крючок, с которого сорваться невозможно.
Стоп! – пронзила догадка. Жена и дочь! Родственники врага народа – это серьезный аргумент. Если вытащить их из лагеря-поселения сюда, под Москву, посадить на льготный режим, а самого Плакса направить в Штаты, получится неплохой размен. Он нам Сана и все, что с ним связано, а мы – жизнь его жене и дочери. Да, железный вариант, Лаврентия Павловича должен устроить…
Фитин возобновил разговор:
– Израиль Лазаревич! Кто такой Сан и насколько он способен осветить реальное положение в высших кругах США и Японии?
Вопрос, заданный в лоб, заставил Плакса подобраться. Как настоящий профессионал, он не спешил раскрываться и ждал следующего захода.
– Не буду скрывать, положение под Москвой тяжелое, да вы и сами все видели… – Фитин взглянул в глаза Плакса, и тот не отвел их в сторону. – Поэтому я обращаюсь к вам как к профессионалу, как к советскому человеку, который много раз не щадил себя ради Родины. Нашей Родине сейчас трудно, очень трудно, и я спрашиваю прямо: мы можем рассчитывать на вашу помощь и на помощь Сана в решении очень важной задачи?