действительно остался на месте, перенес похороны на воскресенье. В итоге Лев Давидович пробыл в солнечной Абхазии аж до середины апреля и, покоренный гостеприимством Лакобы, при расставании сказал:
– Абхазию следовало бы переименовать в Лакобистан.
А Сталин тем временем спешил закрепить свой успех. Отсутствие Троцкого на похоронах Ленина, а затем на чрезвычайном съезде партии произвело тягостное впечатление на многих. Сторонники Льва Давидовича проигрывали одну схватку за другой, и в результате власть над партией (читай – страной) ускользнула из рук того, кого Ленин называл «самым способным человеком в нашем ЦК».
Потом, изгнанный из страны, Троцкий с горечью признавал: «Заговорщики обманули меня. Они правильно все рассчитали, что мне и в голову не придет проверять их, что похороны Ленина состоятся не в субботу 26 января, как телеграфировал мне в Сухум Сталин, а 27 января. Я не успевал приехать в Москву в субботу и решил остаться. Они выиграли темп».
Этот, не такой уж и маленький, эпизод, а возможно, и еще что-то приблизило Лакобу к Вождю, новому Вождю. Годы шли, и их отношения становились все теснее, а однажды брошенная на даче под Новым Афоном шутливая фраза, произнесенная с непривычной для Сталина теплотой:
И это не было просто симпатией к земляку, Орджоникидзе, грузин, за все годы так и не стал другом. Отношение Сталина к Лакобе скорее напоминало отношение старшего брата к младшему, беспокойному, но любимому.
Когда Нестора не стало,[1] ему, Лаврентию Берии, несмотря на все старания, так и не удалось занять его место рядом с Кобой.
Обидно, первый секретарь ЦК КП (б) Грузии – и столько унижений. Хозяин не раз поддразнивал маленького абхазца. Лицо Берии искривила гримаса. Впервые Вождь публично унизил его в Новом Афоне. Помнится, шел октябрь тридцать пятого. В тот год награды сыпались на Лакобу как из рога изобилия. 15 марта Абхазская АССР была награждена орденом Ленина. Орден Ленина получил и Нестор. Незадолго до этого вышла книга «Сталин и Хашим» с его, Нестора, предисловием. В ней подробно рассказывалось о революционной работе Кобы в Батуме. Книга понравилась Вождю, видимо, на него нахлынули воспоминания, и на отдых он отправился в Афон, поближе к местам, где проходила его молодость.
На дворе стояла золотая осень, теплые, погожие дни сменялись бархатными южными ночами, и по вечерам, когда садилось солнце, в бильярдной собиралась веселая компания: маршалы Тухачевский и Егоров, простоватый Клим Ворошилов и конечно же Сталин. Нестор частенько наезжал к ним из Сухума, и не один, а с красавицей женой Сарией, прихватив артистов местного театра. На даче они давали замечательные концерты, Абхазия всегда славилась талантами. Сталин был доволен, к тому же чувствовалась, что ему нравится Сария, уж слишком многозначительные он бросал на нее взгляды.
В тот вечер Сария была как никогда хороша. Нежное тонкое лицо светилось особенным светом, в большущих черных глазах таилась загадка. Высокий бюст, округлые бедра волновали каждого из присутствующих. Но Сталин почему-то выделил одного Берию. Заметив его плотоядные взгляды, он хмыкнул с ехидством:
– Смотри, Лаврентий, Нестор хоть и глухой, но видит хорошо, а стреляет еще лучше.
Щуплый Лакоба пропустил шутку мимо ушей, а может, действительно не услышал. Отличный игрок, он уверенно выигрывал партию. Тухачевского это раздражало. Надменное лицо маршала побагровело, он выглядел как обиженный ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Клим, как всегда, горячился, хлопал себя по бедрам, приседая, заглядывал под стол, стараясь поймать Нестора на нарушении правил. Но тому все было нипочем, он продолжал шустро орудовать кием. Маленький рост не мешал ему дотягиваться до самых дальних шаров и с треском загонять их в лузы.
Сталин заметил:
– Играет лучше вас и стреляет лучше.
Это задело Ворошилова. Поджав губы, он бросил кий. Сталин поднялся из кресла и встал к столу, но Нестор и ему не давал спуску. Проиграв, Хозяин опустил кий, похлопал Нестора по плечу и сказал:
– За что прощаю, что маленький такой.
Военные сдержанно рассмеялись. Сталин подмигнул им и, глянув на сидевшего в дальнем углу Берию, с ехидцей спросил:
– А ты, Лаврентий, чего не играешь? За шары держишься? Или глухого боишься?
Стены бильярдной вздрогнули от громового хохота. Клим сложился пополам, его широкая спина, казалось, вот-вот прорвет рубашку, из глаз катились крупные, как горошины, слезы. Сария тоже рассмеялась, бросила на Берию уничижительный взгляд и вышла на летнюю террасу…
Нарком заскрипел зубами от ярости. Он до сих пор помнил ее взгляд…
Лампы в люстре мигнули и загорелись. Налет закончился, но Берия этого не заметил, он все еще находился во власти воспоминаний. В реальность его вернул шорох открывающейся двери – в кабинет вошел дежурный офицер. Заученным движением он положил на стол темно-красную кожаную папку и тихо вышел.
Нацепив на хищный нос пенсне, Берия включил настольную лампу и принялся изучать документы. Материалы лондонской и нью-йоркской резидентур не заслуживали внимания – оттуда в последнее время приходила лишь тактическая информация, на положение на фронтах она существенно не влияла. Другое дело – разведсообщения из Германии и Нидерландов, управление которыми осуществлял рейхскомиссар Артур Зейс-Инкварт.
Короткие строки радиограмм красноречиво свидетельствовали о том, что Гитлер, несмотря на колоссальные потери, не отказался от планов захвата Москвы. Добиваясь их осуществления, фюрер пустил в ход стратегические резервы.
Каро радировал: «Директору. Источник Мария. Тяжелая артиллерия из Кёнигсберга движется к Москве; орудия береговых батарей погружены на суда в Пиллау; место назначения то же», «… Источник Густав. Потери бронетанковых подразделений достигают размеров оснащения одиннадцати дивизий», «… Источник Мориц. „План-2“ вступил в силу три недели назад; возможная цель операции – выход на линию Архангельск – Москва – Астрахань до конца ноября; все передвижения частей осуществляются в соответствии с ним».
«И все-таки Москва, а не Ленинград! Этот лом Жуков снова угадал», – с неприязнью подумал Берия и возвратился к сводкам.
Следующая радиограмма подтверждала его мысль. «Директору. Источник Мориц. Верховное командование вермахта предлагало перед зимовкой немецкой армии к началу ноября занять позиции по линии: Ростов – Изюм – Курск – Орел – Новгород – Ленинград. Гитлер отклонил это предложение и отдал приказ о шестом наступлении на Москву с применением всей имеющейся в резерве техники».
Дальше шли сообщения, касающиеся производства боевой техники для вермахта. Самолеты и танки сходили с конвейера с точностью швейцарских часов. Военная машина Германии пока не давала сбоев.
Материала для докладу Сталину набралась достаточно. Ознакомившись с донесениями из Швейцарии, Берия окончательно убедился в этом. Швейцарского резидента, немногословного и обстоятельного Шандора Радо, работавшего под псевдонимом Дора, он знал лично. Шандор и на этот раз был предельно точен: «Директору. Источник Луиза. Новое наступление на Москву не является следствием стратегических планов, а объясняется господствующим в германской армии недовольством тем, что с 22 июня не было достигнуто ни одной из первоначально поставленных целей. Вследствие сопротивления русских армий немцы вынуждены отказаться от „плана-1“ (Урал), „плана-2“ (Архангельск – Астрахань) и „плана-3“ (Кавказ). В боях за Москву германская армия ввела в действие все имеющиеся материальные и людские резервы. Для решающего наступления подвезены тяжелые мортиры и дальнобойные пушки, взятые из крепостей Германии…»
Не дочитав сводку до конца, Берия вскочил и в волнении прошелся по кабинету. Толстый ковер услужливо гасил звук шагов, тишина, нарушаемая лишь мерным стуком часов, позволила сосредоточиться. В голове выстраивалась логически выверенная схема доклада, оставалось только расставить акценты.
