Байонне и будет ожидать ее и Тарквина в такой-то гостинице в условленное время.

Вот уляжется снежный буран и .немного развиднеется, тогда и можно собираться в дорогу. За Ровену он спокоен. Она француженка, и никому в голову не придет обидеть ее. Свой долг он выполнил добросовестно, как и было приказано, и даже сверх того! Генерал лорд Фитцхью, несомненно, останется доволен результатами его усилий, да и леди Лесли не к чему будет придраться. Тогда почему в нем накопилось столько неправедной злобы и раздражения, как будто его мучали (какой абсурд!) угрызения совести и мешали ему покинуть их, хотя уже можно было это сделать?

Ветер прошелестел в траве, и Тарквин оперся рукой о ствол дерева, а потом прислонился к нему лбом, стараясь сконцентрироваться на одной мысли. Как же в конце концов ему поступить? И неожиданно осознал, что совершенно не способен принять какое-либо рациональное решение.

Он услышал шум бегущих шагов и чье-то учащенное дыхание позади себя. С усилием выпрямившись, он шагнул на открытое место и увидел Ровену, остановившуюся перед ним. Ее глаза в темноте казались огромными, дыхание было неровным. Надвинутый в спешке капюшон ее пледа сбился набок. Дрожащим, чуть ли не плачущим голосом она сказала:

– Они послали его воевать в Пруссию. Он потерял руку в сражении под Бауценом. Он не захотел меня видеть, но я...

– А почему ты не спишь? – спросил Тарквин ровным голосом.

Она отступила, слегка нахмурившись:

– Я не смогла заснуть. Миссис Синклер не разрешила Симону остаться со мной. Тогда я дождалась, пока она заснула, и пошла к Симону. Он читал за столом. На плечах у него был накинут халат и он пытался скрыть это от меня, но я увидела. Мне кажется, что ему стало стыдно, потому что он вдруг разозлился и сказал, чтобы я вышла из комнаты. О, Тарквин, почему он так поступил? Ведь он же, конечно, понимает, что я не стану из-за этого хуже к нему относиться!

Видя, что слезы выступают у нее на глазах, а нижняя губа начинает предательски дрожать, Тарквин почувствовал, что не может этого вынести. Он отвернулся, чтобы успокоиться. Затем сказал каким-то изменившимся, чужим голосом:

– Ты должна понять, что только со временем боль от утраты начнет утихать. Для этого, я думаю, потребуется год, а то и более. Ведь ему нужно привыкать жить без руки, и его долго будет мучить мысль о том, что его жизнь сложилась бы иначе, если бы этого не случилось.

– Но ведь и вы не свободны от таких мыслей, – медленно сказала Ровена. Тарквин повернулся к ней, приподняв брови и с немым вопросом в глазах, а она продолжала: – Я думаю, что и вам пришлось пережить нечто подобное и о многом передумать, когда вы после ранения возвращались из госпиталя в Лонгбурн. Наверное, вы в то время не могли знать, что станется с вашей ногой, удастся ли ее сохранить. Да, я, конечно, знаю, вы очень не любите, когда кто-нибудь упоминает об этом, – добавила она, заметив, что лицо Тарквина словно окаменело, – но ведь вы, несомненно, отдаете себе отчет в том, что вам здорово повезло? Со временем боль уменьшится, хотя прихрамывать на одну ногу вы будете всегда, ведь и Луиза так считает. Но что случилось, того уже не переиначить. Однако ведь не все так мрачно и беспросветно, если вспомнить о мужестве и отваге, проявленных вами в битве под Виторией. Луис Аронки рассказывал мне об этом. Вам есть чем гордиться!

Ровена вдруг умолкла.

– Почему вы так странно смотрите на меня? Я сказала что-то обидное для вас?

– Разговаривать со мной в таком тоне? Никто еще, даже мои родственники не позволяли себе...

– Ох уж это уязвленное мужское самолюбие! Все вы, „ мужчины, одинаковы! Что Симон, что капитан Йорк! – с горячностью воскликнула Ровена. – Да с вами со скуки помрешь! Больших зануд, чем вы, отродясь не встречала! И почему это вы вбили себе в голову, что какой-либо физический недостаток делает вас в меньшей степени мужчинами? Наверное, вы предпочли бы умереть от потери крови на поле битвы, чем потерять руку или ногу? Вы считаете, что смерть была бы почетней?

Она стояла перед ним и с вызовом смотрела на него. Щеки ее пылали, глаза метали искры, и Тарквину вдруг пришла в голову мысль, что в этом суровом мире не все так уж плохо, раз встречаются такие неравнодушные, честные, серьезные и искренние молодые леди! Такие, как Ровена де Бернар!

Тарквин заговорил с ней ровным голосом, который подействовал на нее успокаивающе. Ее раздражение прошло.

– Время сейчас позднее, а с рассветом мне нужно уезжать, и я хотел бы вздремнуть пару часиков.

– А куда вы отправляетесь? – взволнованно спросила Ровена. – Снова в свой полк?

– Нет. В Сен-Север.

Голос Тарквина неожиданно сделался мягче.

– Я забыл тебе сказать, что назначен недавно адъютантом лорда Веллингтона.

– Значит, вам придется выезжать вместе с ним в район боевых действий?

– Разумеется. Не собираюсь же я торчать в штабе, занимаясь всякой писаниной, обработкой рапортов и наведением глянца на сапоги лорда!

Ровена покраснела, и даже в темноте Тарквин заметил, как дрожит ее нижняя губа. Ее пальцы напряженно сжали его руку.

– Нет, нет, Тарквин, ты не должен уезжать! Он рассмеялся.

– Разве ты забыла, что такой разговор у нас уже был?

Ровена не ответила, и его шутливое настроение улетучилось. Чувствуя ее учащенное дыхание, он понял, что причинил ей боль, и его охватило чувство жалости к ней. Он неожиданно привлек Ровену к себе. Ее теплое, мягкое тело все плотнее прижималось к нему, губы их сблизились. Тарквин услышал ее всхлипывания и увидел, что слезы из глаз скатились на ее щеки.

– Ровена... – его голос снизился до. ласкового шепота, когда он коснулся ее горячих губ. Он услышал ее вздох, ее внутреннее напряжение ослабло, и внезапно мощная волна страсти захлестнула его. Он крепче обнял ее, его губы сделались горячими и голодными от желания. Ровена задыхалась под натиском его