Тарквину надо быть там, хотя посольство укомплектовано надежными людьми, которым Веллингтон доверял. С другой стороны, он не мог оставить своего умирающего брата в обществе молодой жены и новых родственников, которых он едва знал, без присутствия членов его семьи.

– О Господи, – подумал Тарквин, – почему жизнь так отрывает людей друг от друга?

Он вспомнил, как после битвы при Витории лежал, истекая кровью, на соломенном тюфяке в британском полевом госпитале, ожидая смерти, желая ее, потому что не думал, что можно вынести такие страдания и остаться живым. Возможно, с годами память об этом потускнела и прошлые переживания выглядели абсурдными, но он мог поклясться, что боль, которую он испытал тогда, не могла сравниться с муками сомнений, терзавших его теперь.

Хотя как офицер он обязан был быть на своей службе, он не мог покинуть собственного брата, обреченного на медленную смерть. Не мог.

– Он должен уехать, – думала Ровена де Бернар, изучая его профиль из другого угла комнаты. Она понимала терзавшие его мысли, как будто они были ее собственные, хотя в глубине души уже знала, к какому решению придет Квин. Долг был для него важнее его самого, его семьи, его любви. Солдат до мозга гостей, как сказал однажды Веллингтон.

Ровена быстро отвела глаза, зная, что ни одна из мыслей Квина сегодня вечером не касалась ее. Не было сомнений в том, что он даже тяготился ее присутствием, хотя раньше, казалось, всегда чувствовал, когда ее глаза останавливались на нем.

Ровена опустила голову и снова притворилась читающей, хотя в душе с болью вспоминала его сильные, нежные руки в своих волосах, в то время как его рот жадно искал ее. Она беспокойно вздохнула, терзая себя картинами прошлой любви и недоумевая, почему желание быть с ним не проходит. Возможно, в длительности этой страсти не было ничего необычного, даже если любишь мужчину так долго, что это чувство превращается в ненависть.

Каминные часы пробили одиннадцать, и общая беседа начала стихать. Было уже поздно, но никому не хотелось расходиться по своим комнатам. Никому, кроме Жюстины. В гостиной было тепло, и присутствие всей семьи вносило чудесный уют.

– Думаю, нам следует пропустить еще по стаканчику вина, – неожиданно сказал Симон. – Или, может, немного шерри-бренди на смену. Тетя, что вы думаете по этому поводу?

– Что ж, это прекрасная идея, мои шер. Да, конечно, я пропущу стаканчик.

Эта мысль, казалось, вернула тетю Софи к жизни, и она наклонилась, чтобы собрать свое шитье.

– О, майор Йорк, будьте добры, подайте мне те ножницы. Спасибо. Жюсси, теперь, когда я закончила скатерть, может, ты дашь мне свою шаль? Припоминаю, что видела с краю дырочку и буду счастлива... Да, Тереза, что такое?

– О, прошу прощения, мадам, – задыхаясь, произнесла Тереза, ворвавшись в комнату. – Знаю, что должна была постучать, но там... человек снаружи спрашивает майора Йорка. Он настоял на том, чтобы подождать в холле, хотя я не хотела его впускать. Он... он...

Мягкий смех Тарквина прервал ее.

– Не тревожьтесь, Тереза, он безвредный. Я пойду к нему сам.

– Да, месье. Мерси, месье, – Тереза испытывала видимое облегчение.

– Это может быть Исмаил, – подумала Ровена. – Никто, кроме него, не производит на людей такого впечатления, и Тереза не исключение. Она отложила книгу в сторону.

– Тереза, пожалуйста, проследите, чтобы ординарцу майора Йорка предложили поесть чего-нибудь горячего. Но это не должно быть приготовлено со свининой или с вином. И проследите, чтобы ему приготовили комнату для ночлега.

– О, дорогая, – сказала тетя Софи с внезапным волнением, – это не тот ли араб? Может быть, ему следует расположиться на ночь в конюшне?

– Нет, – ответила Ровена, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. – И вы не должны бояться его, тетя. Обещаю вам, что он не ест европейцев.

– Ровена, ты дразнишь меня! – возмущенно воскликнула тетя Софи, но ее племянницы уже и след простыл.

Исмаил действительно прибыл после долгого пути верхом, усталый и продрогший.

Где-то на дороге между Сентом и Шартро от резкого порыва ветра он потерял свой тюрбан, и Ровена вполне могла понять испугавшуюся Терезу, так как его вьющиеся черные волосы ниспадали до самых бровей, что придавало ему еще более дикий и экзотический вид, чем прежде. Он тихо говорил что-то Квину, но, когда в коридор вышла Ровена, сразу замолчал и почтительно приветствовал ее:

– Добрый вечер, мэм-саиб. Я привез письмо для вас и для вашей тети, – он говорил, как обычно, по- английски. – Во вторник днем я получил вызов от вашего дяди, перед тем как покинуть Париж.

– Во вторник? Это невозможно! Никто не способен проделать этот путь быстрее, чем за... – Ровена внезапно оборвала фразу, переводя взгляд с Исмаила на Квина.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, затаив дыхание. – Вы собирались поехать в Англию. Почему вы вместо этого приехали сюда? Что-нибудь случилось в Париже? С герцогом Веллингтоном?

Исмаил перевел глаза на Тарквина. Тот молча пожал плечами.

– Произошла еще одна попытка покушения на жизнь посла, мэм-саиб, – ответил Исмаил. – Это случилось на следующий день после вашего отъезда, на Марсовом поле. И теперь все в правительстве согласились, что его нужно сейчас же отозвать. Я почувствовал что будет правильно сообщить об этом майору Йорку немедленно.

– Что думает по этому поводу Кабинет? – спокойно спросил Тарквин.

– Еще неизвестно. Лорд Ливерпуль осуществляет свои полномочия в венской миссии, другие отдают распоряжения в войсках Северной Америки. Третьи надеются, что он сам оставит этот пост и вернется в Англию.