Кипенья рдяных сил и пламенных идей,Чтоб лихорадкою и яростью священнойЗажечь сердца у всех смиренныхИ надменных,Кому лишь удалосьОткрыв закон миров, в себе увидеть осьВселенной,Господень дух вчера еще был духом сел.Враждебный опыту и мятежу, все клятвыОн рабски блюл. Он пал, и по нему прошелГорящий воз снопов, как символ новой жатвы.На обреченное погибели селоСо всех сторон летят разрухи ветры злые,А город издали последнее теплоСтарается извлечь из этой агонии.Где золотилась рожь, маховики стучат.По крыше церкви дым драконом вьется черным,Мы движемся вперед, и солнечный закатУже не кажется причастьем чудотворным.Проснутся ль некогда поля, исцеленыОт ужасов, безумств и зол средневековья,Садами светлыми, сосудами весны,До края полными цветущего здоровья?В подмогу взяв себе и подъяремный скотИ ветер, и дожди, и солнца дар нетленный,Построят ли они свой новый мир — оплот,Спасающий людей от городского плена?Иль станут, навсегда былых богов изгнав,Они последними подобиями рая,Куда в полдневный час придет мечтать конклавУсталых мудрецов, дремоту поборая?Покуда ж к прошлому сжигая все мосты,Жизнь стала радостью безумно- дерзновенной.Что долг и что права? Лишь зыбкие мечтыТвои, о молодость, наследница вселенной!
АНРИ де-РЕНЬЕ
ЭПИТАФИЯ
Я умер. Я навек смежил глаза свои.Вчерашний Прокл и ваш насельник, Клазомены,Сегодня — только тень, всего лишь пепел тленный,Без дома, родины, без близких, без семьи.Ужель настал черед испить и мне струиЛетейских вод? Но кровь уж покидает вены.Цветок Ионии, в пятнадцать лет надменныйУзнав расцвет, увял средь вешней колеи.Прощай, мой город! В путь я отправляюсь темный,Из всех своих богатств одной лишь драхмой скромнойЗапасшись, чтоб внести за переправу мзду,Довольный, что и там в сверкающем металлеЯ оттиск лебедя прекрасного найду,Недостающего реке людской печали.
ПЛЕННЫЙ ШАХ
Я — шах, но все мои владенья в этом мире — Листок, где нарисован я.Они, как видите, увы, едва ли ширеНа много, чем ладонь моя.Я, любовавшийся денницей золотоюС террас двухсот моих дворцов,Куда бы я ни шел, влачивший за собоюТолпу угодливых льстецов,Отныне обречен томиться в заточеньи,Замкнут навеки в книжный лист,Где рамкой окружил мое изображеньеИранский миниатюрист.Но не смутит меня, не знающего страхаНи пред судьбой, враждебной мне.Ни пред убийственным бесстрастием Аллаха,Изгнанье в дальней стороне,Пока бумажных стен своей темницы тесной
