К вечеру криминалисты из технического отдела положили на стол Трифонова акт, где подтверждалось следующее: малокалиберный пистолет, найденный в «мерседесе», был зарегистрирован на имя Андрея Курносова. Он вручен ему стрелковым клубом за победу в чемпионате Северо-западного округа России два года назад. На пистолете зафиксированы отпечатки пальцев задержанного. Пуля, извлеченная из трупа Олега Злачникова, соответствует оружию, а осмотр ствола доказывает, что последний выстрел произведен из данного оружия в то же время, когда наступила смерть Злачникова. Все факты в совокупности указывали на непосредственное участие Андрея Курно-сова в убийстве.
Справка с телефонной станции добавила масла в огонь. С домашнего телефона Курносова был произведен звонок на мобильный телефон Злачникова. Определитель на сотовом телефоне убитого подтвердил это. Грунт на кроссовках Курносова соответствовал тому, что был на дачном участке, значит он был на даче.
Домой Трифонов уходил в полной растерянности. Он запутался. Такого с ним еще не случалось. Версия с причастностью сына к убийству отца для него была самой несостоятельной. Он был убежден, что убийство спланировано и выполнено очень виртуозно и разрабатывалось не убийцей-одиночкой, а командой, руководимой неординарной личностью с огромным опытом, знанием приемов, правоохранительных органов во время ведения следствия. Не удивительно, что с таким багажом преступление было выполнено безукоризненно. Но ради чего надо было городить весь сыр-бор, на этот вопрос у Трифонова не было ответа. Смешно считать, что двадцатичетырехлетнему мальчишке, имеющему пристрастие к наркотикам, такое дело по плечу. Мозгов не хватит, не говоря уже об опыте.
На следующий день Трифонов не поехал в контору. Он навестил одного опытного режиссера и продюсера, с которым ему уже однажды приходилось встречаться, работая над делом банкира Ветрова. Трифонов понимал, что у него «замылился глаз», и он не чувствует ситуацию данным образом. Вот почему ему показалось интересным мнение творческого человека, далекого от рутинной бумажной работы и вечных поисков ответов на плохо сформулированные вопросы.
Пришлось ждать в приемной около двух часов, пока шло производственное совещание. Потом руководитель очередного крупного кинопроекта принял полковника из прокуратуры.
— Помилуй бог, так я же вас знаю! — воскликнул режиссер. — Вы тот самый следователь, который интересовался автором моего сериала «Золото Колчака». Так?
— У вас феноменальная память, Феликс Яковлевич. Правда, сначала с вами разговаривал другой полковник. Сычев его фамилия. Но это не важно.
Режиссер был молод, не имел большого жизненного опыта, но обладал прекрасной фантазией. Фильмы его имели успех, он умел преподносить материал так, как того ждет зритель. Трифонов пришел к нему, чтобы услышать версию человека, далекого от милицейской профессии.
— Так Чем я могу вам помочь? Я ничего не понимаю в вашей работе.
— Это и хорошо. Я только что завершил одно дело. Правда, сам я так не считаю. Очень серьезная завязка и совсем примитивная развязка. Что-то в процессе следствия упущено, чуть ли не главное.
— Понял. У вас есть история. Я обычно не читаю сценариев, их у нас море, времени не хватает. Для этого есть редакторский отдел, и тот не поспевает. Есть хорошие сценаристы, профессионалы. Их время надо ценить. С ними работаю я лично. Прежде чем сесть писать сценарий, если он оригинальный, а не экранизация литературного первоисточника, сценарист приходит ко мне и рассказывает свою историю. История в кино — главное. Нет истории, нет фильма. Я даю ему минуту. А лучше сорок слов. Если он меня зацепил за это время, и я понял, что в данном материале есть харизма, мы начинаем обсуждать и развивать материал. Если он меня не заинтересовал, то ему нет смысла садиться за стол и убивать время. И уверяю вас, сорок слов — это немало. Надо уметь сформулировать квинтэссенцию. Это в романе можно потратить пять страниц на описание пейзажа, там идет упор на фантазию читателя, а мы имеем дело с видеорядом. По моему глубокому убеждению сюжет играет главенствующую роль. Добавить немного пряностей, приправы — и пирог готов.
— Вы сказали приправы?
— Совершенно верно. Что это такое? Несколько вещей, дополняющих сюжет, чтобы он не выглядел скелетом, а герои — картонными. Движущимися манекенами. В вашем случае мы имеем детективную историю. Сюжет есть. Интрига закручена. Что должно ее сопровождать? Добавляем щепотку мистики, придаем динамики и напряжения, облачаем все в загадку, эдакую тайну, выстраиваем ловушки и обманки для зрителя и украшаем блюдо сегодняшними требованиями: любовь, секс, юмор, и, что очень важно, вызываем у зрителя сочувствие. Это обязательно. Теперь принято сочувствовать антигерою. Это хорошо принимается зрителем и плохо критикой. Романтизм преступного мира они встречают в штыки. Нас это не волнует. Нам нужна касса, а она, как не трудно понять, пополняется из кармана зрителя. Вот если вы сумеете соблюсти все эти негласные законы и правила, то на выходе получите бестселлер. Успех вам гарантирован. И обратите внимание, я ни словом не обмолвился о языке. Никто не возражает против Чехова и Бунина, но как только вы заморочите голову зрителю или читателю, он перестает обращать внимание на язык, которым вы говорите. Подтверждение тому книжные лавки, заваленные мусором. Сейчас только очень ленивый не пишет криминальных романов. Продюсеры и издатели видят, что этот товар востребован, народ его хватает, а значит, на нем можно делать деньги.
— Вы очень красочно описали мне ситуацию. Правда, вам на это потребовалось больше сорока слов. Боюсь, что и моя история не уложится в заданные рамки. К тому же я не сценарист. Наше дело уже заняло около девяти томов. Но постараюсь высказаться как можно коротко.
— Не возражаете, если я включу диктофон? Возможно, я дам прослушать ваш рассказа своим сценаристам, и они по-своему взглянут на историю. Только не думайте, мы плагиатом не занимаемся. Ваша история остается вашей пока мы не заключили с вами договор.
— Я не для этого пришел к вам.
— Знаю. Но я прежде всего бизнесмен и обязан вас предупредить.
Хозяин кабинета включил диктофон, откинулся в кресле и, закрыв глаза, сказал:
— Начинайте.
Рассказ Трифонова длился около часа. Продюсер слушал внимательно, а когда зазвонил телефон, попросил секретаршу ни с кем его не соединять.
Закончив свою историю, Трифонов долго ждал, пока режиссер примет вертикальное положение и откроет глаза. Похоже, он убаюкал хозяина кабинета, и тот попросту заснул. Но к счастью, следователь ошибся. Молодой человек встрепенулся, и Трифонов увидел загоревшиеся огоньком глаза.
— Финал! Финала нет. Провальный конец. Как сказал бы Станиславский: «Не верю!» С логикой здесь все в порядке. Не придерешься. Но… развязки я не вижу. Ее нет.
— Это меня и смущает. И похоже, не только меня.
— Я прокручиваю перед глазами картинку, — продолжал режиссер. — Слушая вас, мысленно представляю кому из актеров дал бы ту или иную роль. И каждый был бы убедителен в своем образе. Но одному из главных действующих лиц я не смог подобрать актера. Я говорю о Чарове. Он безликий. Он есть, и его нет.
— Мы имеем достоверные данные, что этот человек погиб, — заметил Трифонов. — Следствием это установлено доподлинно, выписано свидетельство о смерти и выдано бывшей жене. Других родственников не нашлось. Его сын сидит за решеткой по обвинению в убийстве отца и вряд ли будет оправдан. Я сочувствую его адвокату. Полная безнадега.
— Понимаю. Но во мне кипит протест против такого финала. Если бы не ваши девять томов с доказательствами, а эту историю написал сценарист, я счел бы его бездарем или халтурщиком. У человека в голове рождается интересная идея. Она принимается киностудией, и автор начинает писать. Затем уходит в запой, и когда приходит в себя, видит, что все сроки уже прошли. Он садится и на скорую руку заканчивает работу. Вот так мне видится эта история. Где-то вы сошли с колеи. Конечно, жизнь далека от романтических киносказок и романов. Но дело вовсе не в этом. Нельзя сделать из комара слона и наоборот. Ваш мальчишка — комар. Он не в силах крутить педали такого механизма. И у меня складывается впечатление, что слона-то вы и не приметили. Он прошел прямо перед вами в то время, когда вы смотрели в другую сторону.
— Очень образно, Феликс Яковлевич, и похоже на правду. Огромное спасибо. Я нашел единомышленника, понял, что я не один в своих сомнениях. Не буду вас более задерживать.
— Я дам, с вашего разрешения, послушать пленку своим фантазерам. Интересно, какие версии выдвинут