вами лиц могу найти одного. Пешков уволился, Катышев закончил Высшую школу милиции и пошел на повышение, а Симагин как был водителем, так им и остался. Одну минутку.
Подполковник включил селектор.
— Дежурный, Симагин в отделении?
— Здесь. Во дворе с машиной копается.
— Демидова сегодня не будет, возьми ключи от его кабинета и направь туда Симагина, с ним хочет поговорить следователь из прокуратуры. Он сейчас спускается.
— Все понял.
Хлебников отключил селектор.
— Сейчас вам все устроят. Симагин в вашем распоряжении.
Шофер был простым парнем, таких обычно видят за работой, они не сидят на месте. То велосипед сыну чинят, то полки жене вешают, то картошку несут.
— Здрасьте. Вы меня вызывали?
На лице Симагина застряла гримаса удивления. Сычев стоял у окна, он не любил садиться за чужие столы, а Горелов скромно устроился в углу.
— У меня к вам несколько вопросов, сержант. Вы должны помнить зимний вечер восьмилетней давности, когда с Пешковым и Катышевым взяли убийцу в доме тринадцать по Колобовскому переулку.
— А чего там помнить? — начал топтаться на месте милиционер. — Дело того шума не стоило. Пьяного в вытрезвиловку труднее доставить.
— Возможно. Но начнем с того, что вы упустили свидетеля, который слышал выстрелы.
— Да там не было свидетелей.
— А как же вы узнали об убийстве?
— Парнишка сказал. Подскочил к машине и говорит, что стреляют в доме тринадцать на пятом этаже.
— Он номер квартиры назвал?
— Шестьдесят пятая.
— Все парень знал, а вы его упустили. Разве он не свидетель?
— Там не до тонкостей было. Раз из оружия палят, то нет времени расспросы учинять.
— Вы дежурили в патруле?
— Нет, я подменял сменщика. Ну лейтенант Пешков подходит и говорит, мол, капитан из следственного просил подсобить. Надо, мол, подкатить к девяти тридцати к церкви на Дегтярева. Ну, говорит, пара ребят ему нужна. Мне какая разница, поехали. Полчаса простояли, потом этот шебутной подскочил.
— Как фамилия капитана?
— Да в райотделе тогда два капитана служили. В следственном Ефимов, а операми командовал Саранцев. Они и сейчас там работают. Сынишка мой для райотдела на День милиции им стенгазету делал каждый год. Вот я их и запомнил.
— А свидетеля описать можете?
— В переулке темно было. Обычный малый, лет двадцать. Так, безликий какой-то. Кругленький, в очках.
— В следственном протоколе записано, что свидетель слышал выстрелы с улицы, когда проходил мимо дома номер тринадцать. Завидев машину с надписью «Милиция», он доложил обстановку патрулю и назвал этаж. О номере квартиры там ничего не говорилось. К тому же трудно поверить, чтобы прохожий с улицы мог вприглядку определить номера квартир. Так, по окнам.
— Я протоколов не читал. Мне дали, я подписал. Что я должен, следователю не доверять? Парень не говорил, что он прохожий. Я так понял, что он сосед. А потом, куда бы мы ломились, если бы не знали номера квартиры?
— Кто составлял протокол?
— Этот же, капитан Ефимов. Он вел дознание.
— Как вел себя убийца при задержании?
— На полу сидел перед трупом и полотенце к голове прикладывал.
Тронулся малость. Какое там полотенце! На полу крови было больше, чем в трупе осталось. Колотун его бил. Сопротивления не оказывал.
— Похож он был на убийцу?
— А я что, каждый день с ними якшаюсь?
— Спасибо за помощь, сержант.
Симагин пожал плечами и взялся за дверную ручку, но из угла послышался тихий голос лейтенанта:
— Извините, сержант. У меня к вам есть один вопрос. Если вспомнить то, что протокол вы не читали, то в нем могут быть неточности. Одну мы уже обнаружили. Хочу уточнить еще одну деталь. Где вы нашли орудие убийства? Револьвер?
— У него в пальто, в боковом внутреннем кармане. Стволом вверх, как бутылку водки свой шпаллер таскал. Всякие психи бывают.
— Спасибо.
Когда дверь за шофером закрылась, Горелов сказал:
— По протоколу, оружие валялось на полу.
— Вот видишь, Палыч, вся твоя защита Белого рушится окончательно.
Если предположить, что его хотели подставить, то убийца должен был как-то подбросить наган Белому А как? Человек убил Симакова, вышел из дома и скрылся в неизвестном направлении. Или же побежал за милицией. Сейчас это уже не важно.
Важно то, что спустя некоторое время в дом приходит Белый с оружием в кармане, на котором его отпечатки пальцев, и оно использовалось при убийстве. Тут есть акт баллистической экспертизы.
— Странно другое — Ефимов, человек, который нагородил в деле столько чепухи и лжи, а дело прошло все инстанции и закончилось судом и приговором. Боюсь, протокол не может стать для нас Библией, Алексей Денисыч.
— Увидим. Ну а судья смотрит на последнюю страницу, где лежит чистосердечное признание.
— Как диктант в школе.
— Бывает и такое. И как тебе, Палыч, хочется вытащить Белого из лужи. Только что тебе подтвердили его виновность.
— Хорошо, пока я не прав. Когда до полковника дослужусь, то вообще все сомнения растеряю, а сейчас мне еще можно сомневаться. После выстрела убийца не положит в карман оружие вверх стволом. Так только водку носят, и сержант в этом прав.
— Правдоискатель? Лопату в руки и до самой глубины!
— Я не первый, я последователь. Генерал в прокуратуре, кажется, сказал: «Помню я вас, первых правдорубов!» Неужто правду только в Сибири ищут?
— Ладно, правдоруб и последователь, обедать пора.
— Ясно. Значит, три часа размышлений над тарелкой супа, и все в себе.
Засеменив за Сычевым, лейтенант пытался ему внушить, что одна голова хорошо, а две лучше!
В домашнем кабинете отставного генерала Князева шло заседание.
Сегодня говорили тише обычного. Помимо Мопса присутствовал еще один человек, которого называли Цезарем. Это был высокий сильный парень, лет тридцати пяти, с лицом обычного семейного, озабоченного бытовым неустройством инженера.
Марго впервые увидела в доме мужчину моложе сорока. Безудержная ревность довела Князя до маразма, он сменил всю свою охрану с молодых бойцов на щуплых, увешанных оружием отставных прапоров.
Марго вошла в кабинет с подносом, на котором стоял кофейник, вазочка с печеньем и чашки. Рыжая продемонстрировала гостям свою фигуру и, покачивая бедрами, направилась к выходу.
— Рита, задержись на минуту, — окликнул ее Князев. Девушка оглянулась. Ее хозяин выглядел усталым и больным. Она впервые увидела его таким жалким и беспомощным. За долю секунды ей стало все понятно, но для принятия решения требовалось больше времени.
— Вам еще что-нибудь нужно? — спросила она с безразличием.