Он горько усмехнулся. Заведение. Подходящее слово для заброшенного отеля в забытой богом глуши. Заведение, где удерживают ни в чем не повинную, похищенную молодую женщину.
Доктор косо взглянул на кейс. Подтянул поближе, открыл замки, сунул руку под крышку. Достал пузырек. Поставил на стол перед собой. В пузырьке из матового стекла содержалось около ста миллилитров прозрачной, тягучей жидкости. Этикетки не было. Выглядел пузырек вполне безобидно. В нем могла бы, например, быть какая-нибудь травяная настойка. Или другое лекарство. Но доктор знал, что если вылить содержимое в большой закипающий кофейник за стойкой, то каждый, кто выпьет потом чашку кофе из него, еще до вечера станет кандидатом на место в психиатрической лечебнице.
Сначала этот несчастный просто сделается чрезмерно болтливым и раскованным и с радостью поведает первому встречному свои самые интимные тайны. Потом снадобье пойдет дальше, проникнет в мозг и выпустит на волю все черное и страшное — все загнанные вглубь страхи, все обиды, все зло, все неспокойные, дурные мысли. И все это хлынет из подсознания, сметая выставленные сознанием преграды, неся с собой ярость, паранойю, боль и ужас, весь набор самых крайних, острых эмоций, какие только способен испытывать человек. И этот жуткий поток будет безжалостно изливаться и терзать на протяжении долгих-долгих часов.
Остановить запущенный механизм невозможно. Неизбежный результат — безумие. И противоядия нет.
Доктор зябко поежился. Он должен передать пузырек Джонсу, который введет препарат невинной молодой женщине. Введет и погубит ее навсегда.
Он опустил голову.
«Господи, как же я во все это впутался?»
Бессмысленный вопрос. Он прекрасно знал ответ. Всему виной одна небольшая ошибка, за которой кое-какие грешки прошлого, давно, как ему казалось, забытые. Одна небольшая ошибка, испортившая, сломавшая все.
Всю свою жизнь Джошуа Гринберг пытался выбиться из бедности. Его отец работал на автомобильном заводе в Детройте, мать была уборщицей. Родители делали все возможное, чтобы послать единственного сына в колледж, чтобы он не повторил их путь. Он тоже старался — получил степень, выбрал в качестве специализации неврологию и психиатрию. Они гордились им. К сорока восьми годам Джошуа Гринберг достиг многого: частная практика в Нью-Йорке, должность заведующего кафедрой в Колумбийском университете, где он читал лекции, и большой дом в Хэмптоне с участком в два акра, бассейном и конюшней. О большем его жена Эмили и не мечтала. Дочери-подростки получили арабских лошадей, а престарелых родителей Джошуа поселил в роскошную пристройку.
Призрак прошлого почти не напоминал о себе, и доктор надеялся, что он уже никогда его не настигнет. Это случилось на первом году учебы, когда он, неуверенный в себе восемнадцатилетний мальчишка, впервые оказался так далеко от дома. Его соседом по комнате был Дикки Энджелс.
Вот уж кого ему никогда не забыть. Дикки был сыном преуспевающего юриста и успел провести два года в Европе, где путешествовал по Франции и Италии, что в представлении Джошуа равнялось полету на Луну. Настоящий гражданин мира. Дикки курил «Собрание», разбирался в винах, читал Толстого и Джеймса Джойса. Целых шесть месяцев Джошуа восхищался им издалека, страстно надеясь, что его чувства никак не проявляются внешне. Однажды, впервые в жизни попробовав шампанского, он едва не поцеловал Дикки. Ничего особенного не случилось, но вскоре Дикки попросил перевести его в другую комнату. Через несколько месяцев Джошуа познакомился с Эмили, и постыдный эпизод забылся. Жизнь продолжалась.
Четырнадцать месяцев назад появился Джеймс. Доктор Гринберг прекрасно помнил день, когда увидел этого красавчика. Густые черные волосы, бархатистая кожа, глубокие карие глаза. Забытые, казалось, чувства вернулись. Вернулись и вытеснили все остальное. Это было не просто увлечение. Да и юноша, кажется, переживал нечто похожее, а иначе как объяснить его интерес к полноватому и далеко не молодому преподавателю. Поначалу Джошуа держался, старался избегать парня и упорно отклонял повторяющиеся приглашения «на кофе».
А потом Эмили вдруг заявила, к ужасу Джошуа, что намерена устроить вечеринку для всех студентов-первокурсников. Уйти в сторону он не мог, а Эмили бывала временами очень упряма. Противиться было бы неуместно.
Вечером разразилась гроза. Джошуа смешивал коктейль в кухне, когда кто-то коснулся его руки. Джеймс подкрался сзади. Они поцеловались под вспышку молнии.
Сопротивляться не было сил. После той первой ночи они встречались везде, где только можно, в том числе и в его машине на парковке у колледжа. Сейчас, оглядываясь назад, доктор Гринберг понимал: это было безумие. Джеймс никогда не доходил до конца, всегда находил причину, чтобы остановиться, когда ласки переходили какую-то грань. По вечерам Джошуа болтался у студенческого общежития, заглядывая в окно, надеясь увидеть хотя бы тень. Эмили он говорил, что задерживается на работе.
В один прекрасный день Джеймс исчез, вроде бы перевелся в Калифорнийский университет. Больше о нем доктор не слышал.
Если бы только разбитое сердце осталось единственной проблемой. На следующий после исчезновения Джеймса день по почте пришел пакет. Четкие фотографии с легко узнаваемыми лицами. Короткая, деловая записка. С доктором свяжутся, сотрудничество будет достойно вознаграждено.
Сначала он хотел объяснить все Эмили — она поймет. Потом, подумав, решил — нет, не поймет. Она уйдет. Бросит его и заберет с собой их чудесных дочерей. Он лишится дома. А какой удар по родителям. И конечно, фотографии представят его начальству в университете. С карьерой будет покончено, и скандал несомненно скажется на частной практике.
С ним связались только через несколько недель. Разговор по телефону продолжался двадцать минут — ему передали четкие инструкции. Он сказал жене, что уезжает на семинар. Кто-то из преподавателей внезапно заболел, требуется его помощь.
За первым «семинаром» последовали другие. Иногда он уезжал из дому на неделю и больше. Вызовы всегда были неожиданные. Кто его хозяева? Доктор Гринберг не знал. Платили неизменно щедро, и он старался не задумываться о том, что приходится делать.
Работать приходилось в неприметных серых зданиях, разбросанных едва ли не по всей стране. Схема практически не менялась. В аэропорту доктора встречали на машине. Молчаливые мужчины в костюмах доставляли его к месту и приводили в пустую комнату, где содержался «объект». Некоторые экспериментальные программы поведенческой модификации требовали применения незнакомых химических препаратов, использовался и метод промывания мозгов. Обычно от доктора требовалось оценить психическое состояние «объекта», провести тесты и курс лечения. Иногда он сталкивался с совершенно незнакомыми методиками. Кто они такие, эти «объекты»? Джошуа старался не думать, убеждал себя, что все делается во благо страны. Но иногда он просыпался ночью в холодном поту, в ужасе от того, что видел и чему помогал.
Пару раз доктор Гринберг пытался сопротивляться, и тогда в почтовом ящике снова появлялись фотографии, а по телефону звучали угрозы.
На этот раз было по-другому. Хуже. К нему обратились по другому каналу. Его доставили в какой-то мрачный дом, затерянный в лесной глуши Монтаны. И «объект» был другой — не хмурый, молчаливый тип, которого при желании можно было зачислить в категорию «врагов государства», а молодая женщина, которую ему предстояло погубить. Джонс пугал его. Как и остальные, даже Фиоранте, высокая, симпатичная, с каштановыми волосами женщина, самая молодая во всей команде. Он нашел бы ее красивой, если бы не знал, кто она такая.
Джошуа смотрел на пузырек. Нет, этого он сделать не может. Нужно увезти ее оттуда. А потом вернуться в Нью-Йорк и рассказать обо всем Эмили. Будь что будет. Наплевать.
Выйдя из кафе, доктор сел в машину и выехал на автостраду. Наметив план действий, он сделал остановку в первом попавшемся на пути городке, зашел в супермаркет, купил все необходимое и спрятал покупки на заднем сиденье. Дорога растягивалась дальше и дальше, уводя в глушь.
Он поставил «хонду» на парковке, у входа в заброшенный, нависший хмурой бетонной глыбой отель. Вышел, забрал из багажника вещи, застегнул плащ и поднялся по ступенькам к стеклянной двери. Набрал код на панели справа от входа, дождался щелчка и толкнул дверь.
В запущенном, грязном коридоре в нос ударил знакомый мерзкий запах. В здании было тихо. Доктор