– Проводи человека на кухню! Я сейчас – только приведу себя в порядок! – Замечание относилось к жене, которая испуганно жалась здесь же у стенки.
Гуров успел заметить, что Сукачев скрылся в ближайшей комнате, плотно прикрыв за собой дверь. Звонить пошел, догадался Гуров. Ему очень хотелось бы послушать, о чем и с кем намеревается совещаться в такой час Сукачев, но хозяйка уже зажгла свет на кухне и, хлопая глазами, с ужасом ждала Гурова.
Она тоже была в халате, накинутом наспех, – встрепанная и чуть опухшая от сна. Гуров заметил в ее глазах настоящий страх – вряд ли этот страх мог быть вызван одним словом «милиция». Для него должны были быть более веские причины.
Но Гуров не стал торопить события. Он послушно присел на стул по предложению хозяйки и сказал:
– Я прошу прощения за столь поздний визит, но дело не терпит отлагательств. Речь идет об убийстве.
– Вы имеете в виду Скока? – торопливо спросила женщина, словно ей еще многое нужно было сказать. – Это ужасно! Ведь муж с ним работал. Но почему вы так говорите, что Алексей имеет к этому отношение? Это несправедливо! Это самая настоящая клевета, вот что это такое!
– Ну-ка, убирайся отсюда! – с откровенной злобой прорычал Сукачев, появляясь в дверях. – И не суйся не в свои дела! Вали, я сказал!
Когда совершенно поникшая женщина вышла, Гуров рассудительно заметил:
– Есть такая поговорка: «Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав!» Вы сердитесь, господин Сукачев?
– А вы что прикажете – песни петь? – огрызнулся хозяин. – Разбудили в два часа ночи, несете какую-то ахинею… Но я этого так не оставлю! Вы еще пожалеете!
– Да мне-то о чем жалеть? – сказал Гуров. – Ну, уволят меня со службы. Буду на рыбалку ездить. А вот с вами сложнее. Как вы будете жить с таким грузом?
– Каким грузом?! Чего вы такое напридумывали? – невольно сорвался в крик Сукачев. – Я не имею к смерти Скока никакого отношения. Это бред какой-то!
– В самом деле? – хладнокровно спросил Гуров. – Сейчас многое стало с ног на голову, господин Сукачев, но я привык и теперь руководствоваться логикой. Как в старые добрые времена. Бред – это не по моей части. И не надо притворяться. Вы же впустили меня в дом. Потому что испугались.
– Потому что я не хочу скандала! – вне себя выкрикнул Сукачев. – Вы устроили тут на площадке какой-то цирк! Соседи могут…
– Черт-те что подумать, – продолжил Гуров. – Это вы уже говорили. Но, может быть, соседи уже задумываются, а? Почему вы не были на похоронах Скока? Ведь вы вместе работали.
– Какое это имеет значение? – запальчиво спросил Сукачев. Однако было видно, что он растерян. – Во- первых, мы не так уж долго вместе работали. Всего год-полтора… Вне службы у нас со Скоком не было общих дел. А потом, я просто не мог. В этот день я был занят. Что тут особенного?
– Говорите, не было общих дел? – пожал плечами Гуров. – А как же день рождения господина Гайворонского?
– Первый раз слышу эту фамилию, – поспешно сказал Сукачев. – Кто это?
– Ну, это уж совсем глупо, – заметил Гуров. – Ваше знакомство с Гайворонским подтвердит не один свидетель. Но раз вы знали друга Скока и даже бывали у него в гостях, значит, вы были с Юрием Леонидовичем в гораздо более близких отношениях, чем хотите представить. Не стоило так поспешно врать, Алексей… как вас по батюшке? Владимирович?
– Владимирович, – машинально подтвердил Сукачев и тут же упрямо повторил: – Не знаю никакого Гайворонского! Мой адвокат…
– Ваш адвокат скажет, что вы – дурак, Алексей Владимирович! – резко произнес Гуров. – Не пытайтесь отрицать очевидное. Двадцатого сентября в доме Гайворонского вас видели многие.
– Ну и что? – враждебно спросил Сукачев. – Ну да, я был у него. Просто я забыл. Заезжал на пять минут, поздравить. И тут же уехал. Мы просто поверхностно знакомы.
– Вы наносите поздравительные визиты всем людям, с которыми поверхностно знакомы? – осведомился Гуров. – Странное занятие для занятого человека. Кстати, а чем вы занимались у Кандинского?
– Это служебная тайна, – негодующе ответил Сукачев.
– А может быть, коммерческая? – простодушно спросил Гуров.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Сукачев.
– Ладно, сейчас это не столь существенно, – махнул рукой Гуров. – Гораздо важнее для меня выяснить, что за женщина была с вами, когда вы приехали к Гайворонскому с визитом?
– Что? Какая женщина? Со мной не было никакой женщины! – переполошился Сукачев.
– Лгать грешно, Алексей Владимирович! – назидательно промолвил Гуров. – Я же не сам это придумал. Опять свидетели, Алексей Владимирович, опять свидетели! А это уже серьезно. Свидетели утверждают, что двадцатого сентября вы приехали к Гайворонскому в компании молодой женщины. Кстати, вот ее фотография… – Гуров небрежно бросил снимок на кухонный стол. – Потом вы действительно быстро уехали. Но женщина-то осталась! И знаете, что самое неприятное? Именно эта женщина последней видела Скока живым! Вы понимаете, что это значит?
Вид у Сукачева вдруг сделался совсем неважный – как у человека, с трудом удерживающего рвоту. Он неуверенно шагнул к столу и впился взглядом в фотографию. Почему-то именно это не слишком качественное и не слишком убедительное изображение произвело на него ошеломляющее впечатление. Возможно, он вообразил, что раз милиция располагает фотографиями, значит, женщина уже арестована и дает показания.
Сукачев грузно опустился на стул и рукавом халата вытер внезапно вспотевшее лицо. Он еще раз