хищных птиц, вылетавших из своих гнезд, обустроенных в скалистой стене.

Внезапно над долиной раздался голос:

— Подойди.

— Кто ты? — спросил Дионисий, кладя руку на рукоять меча.

— Оставь, это ни к чему. Иди сюда.

Дионисий обернулся и увидел чью-то тень за масличным деревом. Двинулся к ней. Тень остановилась и смешалась с прочими, покрывавшими скалу.

— У тебя есть имя? — спросил Дионисий.

— Нет. Но есть послание.

— Какое?

— Кое-кто оставил тебе сокровище.

— Кто?

— Если ты сам не знаешь, то, уж конечно, я не смогу тебе этого сообщить.

— Тогда скажи мне, где оно.

— В Акраганте, в пруду, на уровне второй колонны портика. Тебе понадобятся вьючные животные. Три, может, четыре.

— Кто послал тебя?

— Тот, кого больше нет.

И тень исчезла, словно стена поглотила ее.

Дионисий вернулся к берегу источника и попытался вобрать в себя эти чудесные жизненные силы. Он уже собирался нырнуть в холодную воду, как вдруг увидел кого-то на глубине… нимфу источника?

Внезапно она выплыла на поверхность: блестящие волосы спадали на плечи, капли, словно слезы, стекали по смуглому лицу, длинные ресницы скрывали черные глаза, губы имели цвет граната. Как такое возможно? Она ли — то дикое создание, что посещало его во снах и в горячечном бреду?

Она продолжала выходить из воды навстречу ему. Сначала показались плечи, потом грудь, твердая, крепкая, как мускулы воина, плоский, втянутый живот, наконец, лобок и прямые, блестящие, словно отлитые из бронзы, бедра. Теперь она стояла совсем близко, и он чувствовал запах ее кожи. Терпкий, но легкий запах, похожий на аромат кислого вина.

Он мысленно произнес стихи Гомера:

Кто ты? Смертная женщина

Или одна из богинь, обитающих на высоком Олимпе?

Он выронил меч, как Менелай при виде обнаженной груди Елены, как Одиссей перед Цирцеей, а потом нагнулся', сорвал маленькую дикую лилию, последнюю уцелевшую в это бесконечное раскаленное лето, и протянул ее девушке. Та на мгновение словно окаменела, попятилась к воде, потом приняла цветок, взяла его в рот и медленно прожевала. Дионисий сбросил хламиду и погрузился в источник. Он взял ее без какого-либо сопротивления в чистейших струях воды, она обвила его ногами, кусая и царапая, мыча, словно маленький зверек, крича в экстазе — пока наконец ее хриплый, страстный вопль не утих, превратившись во вздох умиротворения. Они легли рядом на прибрежный песок, предоставив теплому ветру сушить их тела.

Прошло некоторое время, и снова послышался голос:

— Возьми ее с собой.

Дионисий вздрогнул. Он почти забыл о причине, что привел а его в это место.

— Что ты такое говоришь? Она ведь никогда отсюда не уходила, она не сможет жить за пределами этой долины.

— Возьми ее с собой, — повторил голос. — Она за тобой последует.

— Зачем?

— Потому что она может находиться под водой так долго, как никто другой. Это нимфа источника. Ты завоевал ее, и теперь она будет защищать тебя, как Афина защищала Одиссея. Я сказал тебе все, что должен был сказать. Прощай.

Дионисий бросился к скале, откуда доносился голос, но никого не обнаружил.

Он разговаривал с эхом.

Прорезав мечом круглое отверстие в своем плаще, он надел его на девушку через голову и подпоясал ивовой лозой: она послушно позволила проделать над собой эту процедуру. Как будто она ждала его все это время, на все готовая, лишь бы быть с ним. Долина еще тонула во мраке, но солнце уже начинало золотить края скал в вышине. Неподалеку раздалось приглушенное конское ржание, и Дионисий увидел трех лошадей, привязанных к тамариску. Тогда он взглянул на девушку и сказал ей:

— Если ты хочешь поехать со мной, то должна сесть верхом, вот так.

Он вскочил на своего коня и взял под уздцы первого из тех трех. Девушка какое-то время следовала за ним пешком, потом остановилась и со странным выражением осмотрела свое импровизированное платье.

Дионисий тоже остановился и обернулся, чтобы в последний раз, на прощание, взглянуть на нее, думая, что она не посмеет покинуть пределы долины, укрывшейся среди скал, но она вдруг припустилась бежать, одним прыжком вскочила на первого из трех коней, с нечеловеческой ловкостью и чудесной легкостью. Животное ее нисколько не испугалось, словно она была невесомым созданием без запаха, и спокойно продолжало брести по дороге, а она подгоняла его двумя маленькими босыми ножками, огрубевшими от камней.

В тот же день, с наступлением вечера, он обрезал ей волосы мечом на уровне шеи, и тогда выражение ее лица снова переменилось, на мгновение она превратилась в мрачного юношу, а потом — на миг, на один только кратчайший, скоротечный миг — стала Аретой. И посмотрела на него ее глазами.

Они снова отправились в путь еще до рассвета, им пришлось ехать по безлюдным, одиноким землям, опустошенным войной. Все это время они двигались молча. Он порой поднимал на нее глаза, и его охватывало неясное беспокойство. Ее безмолвное присутствие в определенной степени усиливало его одиночество; в то же время заброшенные территории, которые им приходилось пересекать, казалось, придавали этому созданию какие-то особые черты, возвеличивали ее, делая подобной божеству.

Восемь дней они скакали через горы, спали ночью всего по несколько часов, — до тех пор, пока однажды перед ними на возвышенности не показался Акрагант в призрачном предрассветном блеске.

Он тоже был пуст, и дикие звери — бродячие собаки, лисы, вороны — устроили себе жилище в нем. Повсюду на улицах виднелись следы разрушения, а также останки тех, кто остался в городе и принял здесь свою смерть.

Он не посмел подняться на акрополь, но отправился к дому Теллия и вошел внутрь. Его встретили облупленные стены, сожженная мебель, осколки драгоценных ваз на полу, почерневшие потолки. Он прижался лбом к стене, и слезы потекли из его глаз. Девушка приблизилась и погладила его рукой по голове. Она инстинктивно чувствовала, какую боль он испытывает, и старалась частично принять ее на себя.

Дионисий обернулся, пристально посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

— Пойдем к пруду.

Вода оказалась теплой, почти горячей, но рыб он не увидел. Вероятно, захватчики переловили их еще прошлой зимой. Он нырнул, однако пришлось проделать это не раз, чтобы достать до дна. Наконец он разглядел два ящика, перевязанных пеньковой веревкой. Однако все попытки поднять их оказались напрасными. В какой-то момент он распустил веревки и заглянул внутрь. Там лежали сотни золотых и серебряных монет. Сокровище Теллия!

В легких Дионисия больше не оставалось воздуха, он оттолкнулся ногами, чтобы подняться на поверхность, но что-то мешало ему: перерезанная им веревка обмоталась вокруг ступни и тянула его на дно.

Неужели он погибнет? Неужели все кончено? Вдоль его тела проносились вверх пузырьки воздуха, образы всей его жизни меркли в призрачной зеленой пучине, кожей он будто ощущал стоны умирающих, огонь пожаров жег его легкие, заплаканные девичьи глаза глядели на него из иного мира…

Потом он ощутил сильный рывок, и тело его стремительно вынырнуло на поверхность, как будто сверхъестественная сила вытащила его на берег. Дикарка коленями давила ему на грудь, пытаясь