— Архиепископом будет не Гардинер? — удивляется Ганс.
— Он безнадежно рассорился с королем.
— Он сам свой худший враг.
— Я бы так не сказал.
Ганс смеется.
— Высокая честь для доктора Кранмера. Он откажется. Слишком много помпы. Он предпочитает свои книги.
— Он согласится. Это его долг. Лучшие из нас вынуждены идти против собственной натуры.
— Даже вы?
— Против моей натуры было слышать, как ваш покровитель угрожает мне в моем доме, и терпеть. А я терпел. Вы были в Челси?
— Да. Там грустно.
— Во избежание лишних разговоров объявлено, что он ушел в отставку по нездоровью.
— Он говорит, у него болит вот здесь, — Ганс трет грудь, — и боль усиливается, когда он садится писать. А все остальные выглядят неплохо. Семейство на стене.
— Теперь вам не надо искать заказов в Челси. Король поручил мне перестройку Тауэра. Мы ремонтируем укрепления. Король нанял строителей, художников, золотильщиков. Мы переделываем старые королевские апартаменты и строим новые для королевы. Понимаете, у нас в стране король и королева проводят ночь перед коронацией в Тауэре. Так что, когда пробьет час Анны, у вас не будет недостатка в работе. Предстоят шествия, пиршества. Город закажет королю в подарок золотую и серебряную посуду. Поговорите с ганзейскими купцами — наверняка и они захотят отличиться. Пусть думают уже сейчас. Советую поспешить, пока сюда не съехалась половина ремесленников Европы.
— Король закажет ей новые драгоценности?
— Он не настолько повредился в уме. Она получит Екатеринины.
— Я бы хотел ее написать. Анну Болейн.
— Не знаю. Возможно, она не захочет, чтобы ее разглядывали.
— Говорят, она некрасива.
— Возможно. Вы бы не стали писать с нее Весну. Или лепить статую Девы. Или аллегорию Мира.
— Так кто она? Ева? Медуза? — Ганс смеется. — Не отвечайте.
— У нее очень сильный характер,
— Вижу, вы в меня не верите.
— Я убежден, что некоторые сюжеты вам неподвластны.
Входит Ричард.
— Приехал Фрэнсис Брайан.
— Кузен леди Анны. — Кромвель встает.
— Вам надо ехать в Уайтхолл. Леди Анна крушит мебель и бьет зеркала.
Кромвель вполголоса чертыхается.
— Накормите мастера Гольбейна обедом.
Фрэнсис Брайан хохочет так, что лошадь под ним нервно вздрагивает и шарахается, грозя задавить прохожих. К тому времени как они добираются до Уайтхолла, ему, Кромвелю, кое-как удается собрать по частям историю. Анна только что узнала, что жена Гарри Перси, Мэри Тэлбот, подает в парламент прошение о разводе. Два года, утверждает Мэри, муж не делил с ней ложе, а когда она наконец спросила, почему, ответил, что не в силах больше скрывать: они не женаты и никогда не были женаты, потому что его законная супруга — Анна Болейн.
— Миледи в ярости. — Брайан хихикает; усыпанная драгоценностями повязка на глазу подмигивает. — Она говорит, Гарри все погубит. Никак не решит: зарубить его одним махом или публично резать на кусочки в течение сорока дней, как принято в Италии.
— Слухи об этом виде казни сильно преувеличены.
Он никогда не видел Анну в припадке неконтролируемой ярости и не очень верил, когда о том рассказывали. И вот его вводят в комнату, она расхаживает взад-вперед, маленькая и напряженная, словно ее прошили насквозь и слишком туго стянули нитку. Три дамы — Джейн Рочфорд, Мэри Шелтон и Мария Болейн — следят за Анной взглядом. Небольшой ковер, место которому, вероятно, на стене, лежит на полу, скомканный. «Битое стекло мы вымели», — сообщает Джейн Рочфорд. Сэр Томас Болейн, монсеньор, сидит за столом перед грудой бумаг, рядом, на табурете, его сын Джордж, подпер голову руками, рукава взбиты только наполовину. Герцог Норфолкский смотрит на незажженные дрова в камине — возможно, пытается воспламенить их взглядом.
— Закройте дверь, Фрэнсис, — говорит Джордж, — и никого больше не впускайте.
Из присутствующих в комнате он один — не Говард.
— Я предложила сложить вещи и отправить Анну в Кент, — говорит Джейн Рочфорд. — Гнев короля, стоит ему вспыхнуть…
Джордж:
— Молчи, не то я могу тебя ударить.
— Я просто честно дала совет. — Джейн Рочфорд, храни ее Господь, из тех женщин, которые не умеют вовремя остановиться. — Мастер Кромвель, король распорядился провести расследование. Дело будет разбираться в совете, на сей раз без всякого давления. Гарри Перси должен дать показания свободно. Король не может делать то, что уже совершил и намеревается совершить, ради женщины, скрывшей тайный брак.
— Если б я только мог с тобой развестись! — говорит Джордж. — Если бы у тебя был тайный брак! Но видит Бог, никакой надежды: поля черны от женихов, бегущих в другую сторону.
Монсеньор поднимает руку:
— Прошу тебя.
Мария Болейн говорит:
— Какой прок звать мастера Кромвеля, если мы не расскажем ему, что произошло? Король уже говорил с госпожой моей сестрой.
— Я все отрицаю, — говорит Анна. Как будто перед нею король.
— Хорошо, — кивает он. — Хорошо.
— Граф признавался мне в любви, да. Писал мне стихи, и я, будучи девушкой юной, не видела в этом вреда.
Он только что не смеется.
— Стихи? Гарри Перси? Они у вас сохранились?
— Нет. Конечно нет. Ничего на бумаге.
— Это упрощает дело, — мягко произносит Кромвель. — И разумеется, не было никаких обещаний либо контракта и даже речи о них.
— И, — вставляет Мария, — никакого рода близости. Моя сестра — известная девственница.
— И что ответил король?
— Он вышел из комнаты, — говорит Мария, — оставив Анну стоять.
Монсеньор поднимает голову. Откашливается.
— В данной ситуации существует большое число разнообразных подходов, и мне представляется, что, возможно….
Норфолк взрывается. Ходит взад-вперед, стуча каблуками, как сатана в миракле.
— Клянусь смердящим саваном Лазаря! Покуда вы перебираете подходы, милорд, и выражаете мнения, госпожу вашу дочь позорят на всю страну, слух короля отравляют клеветой, а благосостояние семьи рушится у вас на глазах!
— Гарри Перси. — Джордж поднимает руки. — Послушайте, дадут мне сказать? Как я понимаю, Гарри Перси однажды уже отказался от своих претензий, а то, что удалось уладить один раз…
— Да, — говорит Анна, — но тогда дело уладил кардинал, а кардинала, к величайшему прискорбию, нет в живых.
