Вместо ответа она берет его руку и прижимает к своему животу. Отмечая коронацию, младенец танцует: спаньолетта, эстампи рояль. Вот пятка, а вот локоток.
— Вам нужна помощница, — говорит он. — Женщина, которая будет за вами приглядывать.
Кранмер выходит вместе с ним.
— Насчет Фрита…
— Да?
— С тех пор как его перевели в Кройдон, я трижды беседовал с ним наедине. Достойный молодой человек, чистая душа. Я провел с ним несколько часов — и не жалею ни об одной секунде, — но так и не смог убедить его свернуть с пути.
— Ему следовало бежать там, в лесу. Вот его путь.
— Мы не вольны… — Кранмер опускает глаза. — Простите, но не всем дано умение выбирать из многих путей.
— А значит, вам придется передать арестанта Стоксли, Фрита взяли в его епархии.
— Когда король даровал мне этот пост, когда он настаивал, я и помыслить не мог, что мне придется убеждать Джона Фрита отступиться от его веры.
Добро пожаловать в наш низкий мир.
— Я больше не могу откладывать.
— Как и ваша жена.
Улицы вокруг Остин-фрайарз пустынны. Дым факелов затмевает звезды. Сторожа у ворот, трезвые, с удовольствием отмечает Кромвель. Останавливается перекинуться с ними словом; большое искусство — спешить, но не подавать виду.
Войдя в дом, он говорит:
— Мне нужна мистрис Барр.
Почти все его домочадцы ушли смотреть фейерверки и танцевать, появятся не раньше полуночи. Он сам разрешил: кому тогда праздновать коронацию Анны, если не им?
Выходит Джон Пейдж: чего желаете, сэр? Уильям Брабазон, с пером в руке, из бывшего окружения Вулси, королевские дела не ждут. Томас Авери, весь в заботах: деньги все время в движении, приход, расход. Когда Вулси впал в немилость, свита покинула кардинала, но слуги Томаса Кромвеля оставались с ним до конца.
Наверху хлопает дверь. Растрепанный Рейф сбегает вниз, стуча башмаками. Молодой человек выглядит смущенным.
— Сэр?
— Тебя я не звал. Хелен дома?
— Зачем она вам?
Появляется Хелен. На ходу завязывает чистый чепец.
— Собирайся, пойдешь со мной.
— Надолго, сэр?
— Не могу сказать.
— Мне придется уехать из Лондона?
Он размышляет, нужно все устроить, жены и дочери горожан, которым можно доверять, найдут служанок и повитуху, опытную матрону, которая передаст ребенка Кранмера ему в руки.
— Возможно, ненадолго.
— Дети…
— О детях не беспокойся.
Она кивает и убегает. Если бы все подчиненные были так проворны.
— Хелен! — в ярости зовет Рейф. — Куда вы ее посылаете, сэр? Вы не можете просто увести Хелен из дома среди ночи…
— Могу, — возражает он мягко.
— Я должен знать.
— Поверь, не должен. — Кромвель сдается. — Ладно, только не сейчас, я устал, Рейф, и спорить не собираюсь.
Он мог бы поручить это Кристофу или другим нелюбопытным домочадцам: вырвать Хелен из тепла Остин-фрайарз в монастырский холод; или отложить решение до утра. Но из головы нейдет одиночество Кранмеровой жены, город
Полночь: мшистое дыхание камня, скользкая от городских испарений мостовая. Хелен вкладывает руку в его ладонь. Слуга впускает их, не поднимая глаз; Кромвель сует ему монетку, чтобы и дальше смотрел в пол. Архиепископа не видать; хорошо. Горит лампа. Он толкает дверь. Жена Кранмера съежилась на крохотной кровати.
Он обращается к Хелен:
— Вот женщина, которая нуждается в твоем милосердии. Ты все видишь сама. Она не говорит по- английски. В любом случае, ты не должна спрашивать ее имя.
Затем, жене Кранмера:
— Это Хелен. У нее двое детей. Она вам поможет.
Не открывая глаз, мистрис Кранмер еле заметно кивает и улыбается, но когда Хелен накрывает руку женщины своей нежной ладонью, тянется, чтобы ее погладить.
— Где ваш муж?
— Надеюсь, он не забудет помянуть меня в своих молитвах.
В день, когда Фрита сжигают на костре, Кромвель охотится с королем в Гилфорде. Дождь начался перед рассветом, порывистый ветер мотает верхушки деревьев: дождливо во всей Англии, в полях мокнет урожай. Однако Генрих по-прежнему в отличном расположении духа. Король садится писать Анне в Виндзор. Вертит перо, переворачивает лист, наконец сдается: напишите за меня, Кромвель, я скажу, о чем.
Вместе с Фритом к столбу привяжут Эндрю Хьюитта, портновского подмастерья.
Екатерина во время родов держала в руке реликвию, пояс Пресвятой Девы, говорит Генрих. Я его выписал.
Не думаю, что королева согласится его взять.
И не забыть про особые молитвы Святой Маргарите. Женские дела.
Они сами разберутся, сэр.
Позже он узнает, как умер Фрит и его товарищ; ветер без конца сдувал от них пламя. Смерть — злая шутница, зовешь ее, а она нейдет; притаилась во тьме, закрыв лицо черной тканью.
В Лондоне снова потовая лихорадка. Король, оплот всех своих подданных, каждый день ощущает все симптомы до единого.
Сейчас Генрих уставился на дождь за окном. Ничего, еще распогодится, утешает себя король, Юпитер благоприятствует. Итак, скажите ей, скажите королеве…
Кромвель ждет, перо замерло в руке.
Нет, хватит, давайте сюда, Томас, я подпишу.
Он думает, что король нарисует сердце, но легкомысленные ухаживания позади, брак — дело серьезное.
У меня колики, головная боль, тошнота и перед глазами черные точки, говорит король, значит, я заразился?
Вашему величеству нужно отдохнуть. И запастись мужеством.
Вы же знаете, как говорят: утром пел, к полудню помер. Неужели можно сгореть за два часа?
Я слыхал, умереть можно и от страха.
