– Ты предупредил, чтобы персонал помалкивал? – спросил Гуров.

– А я даже не говорил, кого ищу, – хвастливо заявил Сорокин. – Я просто сунул там портье под нос «корочки» и журнал регистрации потребовал. Сказал, что к нам сигнал поступил, будто у них номера проституткам сдаются на ночь. Он так напугался, что даже не стал вдумываться, есть ли в таком действии состав преступления – отдал мне журнал без звука. А эти там в самом конце – черным по белому… Ну, я для отвода глаз полистал немного, пообещал, что мы еще с ними разберемся, и скорее сюда.

– Лгать грешно, – покачал головой Гуров. – И пугать честных людей, между прочим, тоже. Но на первый раз я тебя, Сорокин, прощаю. Тем более ты хорошую весть принес. Значит, не зря наши мучения. Теперь остались совсем пустяки – взять обоих.

– А может, прямо в номере их, а? – спросил Сорокин.

Гуров покачал головой.

– Подождем немного, – сказал он. – Мало ли что. Мы в номер вломимся, а кто-то из них, допустим, на минуту вышел. Услышит шум, навострит лыжи, и ищи его потом! Или еще, не дай бог, стрельбу кто-нибудь в гостинице откроет, а там люди. У машины будем брать. Их местные гаишники тормознут, а мы подключимся. Ребята вроде толковые. Не должны подвести.

– Так мы их полдня будем ждать, – подал вдруг голос Крячко. – Они сейчас в ресторан пойдут, омлет жрать будут, кофе с круассанами дуть…

– У тебя одно на уме, – проворчал Гуров. – Лучше бы о том подумал, что с полным желудком бегать неудобно.

– А бегать я вообще не согласен, – сказал Крячко. – В моем возрасте это смешно – бегать.

– Ничего, сейчас тебе будет не до смеха, – сказал Гуров.

Он вдруг пристально уставился на дверь гостиницы, из которой вышел крепко сбитый и довольно высокий человек в костюме и белой рубашке без галстука. Его круглая голова была острижена почти под ноль. Складки на шее с такого расстояния видно не было, но шея была хоть куда – мощная и раскормленная. В руках человек держал чемодан. Неторопливой, переваливающейся походкой, так свойственной тяжеловесам, он направился прямиком к «девятке», с которой не сводили глаз оперативники.

– Вот так попали, на ровном месте, да мордой об асфальт, – озабоченно пробормотал Гуров. – А где же второй?

– Он же первый, – поправил Крячко. – Может, за номер расплачивается? Съезжают, похоже, гады!

– Пока правильнее сказать – съезжает, – заметил Сорокин. – Может, они разделиться решили? Как думаешь, Лев Иванович?

Гуров не ответил. Он только беззвучно выругался, потому что в этот момент из-за сквера, оглушительно визжа тормозами, выскочила милицейская «Волга», сделала крутой разворот и, распугав стайку воробьев на тротуаре, въехала на автостоянку, едва не врезавшись со всего разгона в «девятку». Тяжеловес, который в этот момент укладывал чемодан в багажник, от неожиданности подпрыгнул и отпрянул от машины.

Из «Волги» выскочил лейтенант Панин с гаишниками. Он бесстрашно подскочил к водителю «девятки» и, не успев даже вымолвить слова, получил от него страшный удар в лоб. Это был чистый нокаут. Панин, как пушинка, взлетел над площадкой и упал на багажник «девятки». Крышка багажника захлопнулась под тяжестью его тела. Тяжеловес метнулся к машине.

– Чистый Чикаго! – с удовольствием сказал Крячко и нажал на ручку дверцы. – Пойдем, Лева, помахаемся, что ли?

– Вы махайтесь, – буркнул Гуров, – а я пас. В моем возрасте махаться смешно. Я лучше делом займусь.

Они покинули машину и разошлись в разные стороны. Гуров поспешил в гостиницу, а Крячко и Сорокин побежали на автостоянку.

Тем временем тяжеловес, распугав ошеломленных противников, втиснулся за руль «девятки» и с пол- оборота завел мотор. Машина взревела, выпустила шлейф сизого вонючего дыма и помчалась. Гаишники уже пришли в себя и схватились за пистолеты.

Выстрелы застучали один за другим, точно кто-то невидимый беспорядочно и весело принялся колотить палкой по медному тазу. По крайней мере две-три пули сразу попали в цель. Но остальные пропели в воздухе в опасной близости от голов Крячко и Сорокина. Те тут же залегли от греха подальше и принялись вопить, чтобы гаишники прекратили стрелять. Те их не слышали и прекратили обстрел, только когда кончились патроны. Потом они принялись лихорадочно перезаряжать пистолеты.

Воспользовавшись паузой, Крячко вскочил на ноги и, погрозив стрелкам кулаком, во всю прыть побежал к «девятке», у которой были пробиты два колеса и которая, проломив ограду сквера, застряла в кустах. Упрямый тяжеловес пытался выскочить наружу, изо всех сил пихая плечом дверцу, но она никак не поддавалась. Крячко мигом оказался рядом и, вытирая вспотевший лоб, с интересом принялся наблюдать, чем все закончится. Лезть на рожон он не торопился, не зная, вооружен ли этот стриженый бугай и чем именно вооружен. Впрочем, он и без оружия был хуже землетрясения и урагана, вместе взятых. Но брать его нужно было чисто. Крячко не уставал про себя удивляться и благодарить бога – фейерверк, который устроили гаишники, каким-то чудом не принес никому вреда, пострадала только техника, и это можно было с чистой совестью записать себе в актив. Страшно было подумать, что было бы, если бы кого-нибудь в результате подстрелили.

Пригибаясь за кустами, к «девятке» подкрадывался Сорокин. Держа в руках пистолет, он подозрительно посмотрел на дергающегося в салоне водителя, а потом на Крячко.

– Зря ты его боишься, – не удержался, чтобы не сказать, Крячко. – Ты бы лучше назад посматривал – вот откуда влепить могут.

Сорокин шутки не понял – нервно оглянулся назад, а потом снова стал подкрадываться к машине. В этот момент в голове водителя наступило просветление. Он перестал биться в заклинившуюся дверцу и перелез на другую сторону.

Он выскочил как раз на Сорокина, разгоряченный, потный и страшный, как вырвавшийся из загона бык. Сорокин из-за куста наставил на него пистолет и крикнул: