– Вот черт! В жизни не знаешь, где найдешь, где потеряешь! – в сердцах сказал Гуров. – Только что-то забрезжило – и на тебе! Ну, ладно, что выросло, то выросло. Видно, этот человек не последняя пешка в нашей игре, и у него были веские причины сменить обстановку. Что-то он почувствовал… К сожалению, раньше нас. А по его водителю ты что-нибудь выяснил?

– Парамонов Александр Федорович. Коренной москвич. В прошлом боксер, потом вышибала в ночном клубе. Был условно осужден за нанесение тяжких телесных повреждений какому-то торговцу на рынке. Суд учел то обстоятельство, что в конфликте были виновны оба. У Игнатьева Парамонов работает уже три года. Часто ездит с ним в командировки. Живет на Юго-Западе с престарелой матерью в однокомнатной квартире, копит деньги. Наверное, хочет улучшить жилищные условия. Я туда заглядывал, но мало что узнал. Старушка совсем дряхлая. Утверждает, что сын с ней вообще не разговаривает. Прочих контактов этого человека я просто не успел нащупать. Не было времени.

– Все равно спасибо, Сорокин! – похвалил его Гуров. – По части информации ты у нас просто ас. А ты случайно не знаешь, имеется ли у Парамонова жирная складка на шее?

– Я ведь его не видел, Лев Иванович! – прогудел в ответ Сорокин. – Складки его не щупал. Но, судя по косвенным данным, тяжелый вес, возраст за тридцать, работа по большей части сидячая – таковая складка вполне может иметь место.

– Если встретишь, обязательно уточни! – полушутливо сказал ему Гуров.

После звонка Сорокина последовал звонок от капитана Тарасова, который наблюдал за домом из магазина, расположенного поблизости. Он тоже интересовался, как дела, и доложил, что у него никаких перемен нет и что он вынужден сменить дислокацию, потому что его фигура уже начинает привлекать внимание. Гуров принял сообщение к сведению, и опять в квартире стало тихо.

На этот раз даже Крячко не испытывал никакого желания разговаривать. Он понурясь сидел в кресле и, кажется, дремал. Неудобства доконали его. Гуров и сам чувствовал себя скверно, но по-прежнему не считал свое решение ошибкой. Они не знали, как далеко отсюда находится Вельский и что у него на уме. Вполне возможно, что он сам давно наблюдает за квартирой Тумановой. Появление здесь милиции и «Скорой» обязательно бы его спугнуло. Оставалось терпеливо ждать. Гуров был уверен, что Вельский обязательно явится.

Снаружи постепенно затихал городской шум. Свет фонарей проник в комнату и расписал стены фосфоресцирующими полосами. Крячко вдруг поднял голову и спросил:

– Который час?

Гуров поднес часы к свету.

– Половина десятого.

– Ты уже звонил Марии?

– Пока нет, – смущенно сказал Гуров. – Что-то меня удерживает от такого поступка. Может быть, чуть позже позвоню. Когда все определится.

– Ни черта у нас не определится, – заявил Крячко. – Купил он нас этим звонком. Сам же, наверное, и грохнул девчонку. А теперь давно уже катит небось по Рязанскому шоссе и радуется, как он здорово нас обдурил.

– А я вот в этом не уверен, – возразил Гуров. – Сдается мне, что если бы он это сделал, то непременно бы обчистил квартиру. Он на мели, а мертвым все равно ничего уже не нужно. Логика в таких случаях простая. А здесь мы имеем дело с «чистым» убийством. Убрали человека, который слишком много знал. И, знаешь, у меня складывается впечатление, что я знаю, кто убийца. У меня нет фактов, но логические связи выстраиваются на редкость четко. Туманова была жива до тех пор, пока мы не появились у Игнатьева и не поинтересовались ее местонахождением. Потом этот человек с толстой шеей и отъезд Игнатьева, который вполне можно назвать бегством…

– Но при чем здесь Игнатьев? – с досадой спросил Крячко. – Как он у тебя вписывается в схему?

– А у меня пока вся схема в разобранном состоянии, – признался Гуров. – Но Игнатьев, похоже, здесь очень при чем. Я вот начинаю думать, не от него ли Туманова узнала о деньгах, которые Визгалин выплатил «Маркет-Тиму»?

– Где Визгалин, а где Игнатьев! – недоверчиво фыркнул Крячко. – Вот уж, по-моему, ничего общего.

– А много ли общего между Визгалиным и заштатной актриской? – спросил Гуров. – Однако же Вельского навела именно она, иначе все это просто грандиозное недоразумение, спектакль абсурда. Но я смею думать, что мы не ошибаемся.

– В таком случае Игнатьева нужно объявлять в розыск, – сказал Крячко.

– Пока для этого нет оснований, – возразил Гуров. – Нам бы хорошего свидетеля…

Он вдруг замолчал, встрепенулся и бесшумно поднялся с кресла. Крячко ни о чем его не спрашивал. Он тоже вскочил, мягким кошачьим шагом выскользнул из комнаты и занял позицию возле входной двери. Гуров встал с другой стороны и извлек из кобуры пистолет.

Тихий звук, который так насторожил обоих, повторился. Снаружи кто-то осторожно вкладывал ключ в прорезь замка. «Если это Вельский, – промелькнуло в голове у Гурова, – то последние сомнения отпадают. Только идиот стал бы возвращаться сейчас в дом, где он совершил убийство. А Вельский не идиот. И потом, этот ключ… Нужно сильно доверять человеку, чтобы дать ему ключ от такой роскошной квартиры».

Ключ в замке повернулся. А потом дверь стала невыносимо медленно отворяться. В темноту прихожей хлынул поток мутного света с лестничной площадки, и в полосе света возникла тень мужчины.

Видимо, в последние дни ему пришлось несладко. Вряд ли у него была возможность принять ванну и поменять одежду. А попотеть ему явно пришлось немало. Гуров почувствовал густой запах пота, ворвавшийся в помещение. И еще запах потертой кожи. Он вспомнил, что в последний раз Вельский был в кожаном пиджаке.

Человек переступил порог и быстро прикрыл за собой дверь. Снова наступила кромешная темнота. Гуров не стал торопиться. Действовать нужно было наверняка.

Пришелец тоже не спешил. Он немного постоял в темноте, видимо, прислушиваясь, а потом уверенно нащупал на стене выключатель и зажег свет. И в ту же секунду Гуров поднял пистолет и скомандовал: