три чекиста, а они очутились в окружении открыто враждебной толпы свыше чем в тысячу человек, того и гляди готовой пустить в ход оружие. И, несмотря на это, Феликс Эдмундович ни на мгновение не растерялся. Когда левоэсеровские вожаки отказались выдать убийцу Мирбаха, Дзержинский решительно заявил им: «Вы арестованы, следуйте за мной!»

Столько силы, столько твердости было в его голосе, что главари мятежников растерялись и покорно двинулись сквозь растерявшуюся толпу своих сообщников к машине, вслед за уверенно шагавшим Дзержинским. Еще мгновение, и Феликс Эдмундович увез бы главарей мятежа из их логова на глазах у ошарашенных мятежников. Однако те спохватились, кинулись на Дзержинского и его спутников, разоружили их и посадили под замок.

Один из чекистов, сопровождавших Дзержинского во время его поездки в отряд Попова и находившихся вместе с Феликсом Эдмундовичем в течение суток в плену у левых эсеров, рассказывал мне на следующий день после ликвидации мятежа, как разговаривал безоружный, сидевший под арестом Дзержинский с вооруженным до зубов главарем тысячной банды мятежников предателем Поповым.

Попов каждые полчаса забегал в комнату, где находился Феликс Эдмундович и его товарищи, и сообщал «новости», одну нелепее другой, вроде того, что все московские войска перешли на сторону левых эсеров, что Кремль вот-вот капитулирует, и тому подобное.

Наконец выведенный из себя Дзержинский резко бросил Попову в лицо:

– Эй, вы, отдайте немедленно ваш револьвер!

– Револьвер? Зачем? – растерялся Попов.

– Чтобы вам, мерзавцу и изменнику, пустить пулю в лоб!

Наряду с беззаветным мужеством и потрясающей личной храбростью у Дзержинского было необычайно высоко, как мало у кого другого, развито чувство дисциплины. Решения Центрального Комитета, указания Ленина были для Феликса Эдмундовича законом. Очень считался Феликс Эдмундович и с Яковом Михайловичем, постоянно наблюдавшим за работой ВЧК. Варлам Александрович не раз рассказывал мне, что Яков Михайлович, бывало, пишет Феликсу Эдмундовичу товарищескую записку: в ЧК, мол, такие-то и такие-то непорядки, следовало бы сделать то-то и то-то. Феликс Эдмундович берет эту записку и, не меняя в ней ни единого слова, не переставляя ни одной запятой, сняв лишь обращение и поставив свою подпись, рассылает ее органам ВЧК в качестве директивы.

Если возникали какие-либо осложнения с организацией охраны Кремля, я часто обращался к Дзержинскому, и всегда Феликс Эдмундович приходил мне на помощь.

Вышло у меня однажды столкновение с председателем Верховного суда Галкиным. И в самый серьезный момент вмешался Феликс Эдмундович. Галкин все требовал, чтобы я в Кремле поликлинику устроил, да пообширнее. А у меня с помещением зарез, Амбулатория-то в Кремле была, только маленькая, но и ее я временно закрыл – срочно понадобились комнаты. Ну, Галкин и устроил скандал, перенес вопрос в Оргбюро ЦК.

Вызвали меня на Оргбюро. В 1919 году, после смерти Якова Михайловича, оно заседало на его квартире. Так уж повелось. Прихожу – народу много: Дзержинский, Елена Дмитриевна Стасова, другие члены Оргбюро, Варлам Александрович Аванесов, Клавдия Тимофеевна Свердлова (она заведовала секретариатом ЦК), еще кто-то, ну и Галкин, конечно. Начал он меня честить на все корки: и то у Малькова плохо, и другое, и поликлиники в Кремле нет, и охрана бездействует. Тут поднялся Варлам Александрович:

– Насчет охраны вы зря, товарищ Галкин. Как у Малькова охрана поставлена, мы знаем, в дни левоэсеровского мятежа убедились, да и не только тогда.

Мне слово предоставили. Я говорю, что боевую защиту Кремля обеспечиваю. Это моя главная задача. В две минуты все части в боевую готовность приведу, хоть сейчас проверяйте.

Галкин начал было реплики подавать, тогда заговорил Феликс Эдмундович:

– Не с того конца, товарищ Галкин, подходите, главного не понимаете. Мальков прав. Его задача – Кремль охранять, и тут он на высоте. А от всяких хозяйственных дел его вообще давно пора бы освободить, не его дело поликлиниками заниматься. Ну, с Дзержинским, конечно, все согласились. Кто же лучше Феликса Эдмундовича знал, насколько важна организация охраны Кремля!

Если по всем текущим вопросам своей работы я постоянно имел дело с Варламом Александровичем Аванесовым, если часто мне приходилось выполнять указания Феликса Эдмундовича Дзержинского, то общее руководство всей деятельностью комендатуры Кремля неизменно находилось в руках Якова Михайловича Свердлова. Невзирая на свою огромную занятость, председатель ВЦИК и секретарь ЦК РКП(б) постоянно занимался делами комендатуры. Яков Михайлович всегда был в курсе всей нашей работы, постоянно сам непосредственно или через Аванесова ставил перед работниками комендатуры те или иные задачи, давал практические указания, распоряжения.

То и дело бывая у Якова Михайловича по различным вопросам, наблюдая его на заседаниях Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (а я не раз избирался в состав ВЦИК первых созывов), на различных съездах, собраниях, митингах, совещаниях, я воочию видел, какое огромное участие принимал Яков Михайлович Свердлов в строительстве Советского государства, в строительстве нашей партии, на плечи которой легла теперь вся ответственность за судьбы Республики Советов.

Я не раз слушал Владимира Ильича, когда он говорил о Якове Михайловиче, а кто же лучше Ленина знал Свердлова, мог его характеризовать.

Владимир Ильич был очень близок с Яковом Михайловичем, очень ценил его. Уж я-то это знал! Каждое утро, обходя посты, я встречал Якова Михайловича, шагающего к подъезду Совнаркома, к Ленину. На голове летом – фуражка, зимой – круглая шапка, в руках – большой портфель желтой кожи, до отказа набитый бумагами. И я знал, что рабочий день Свердлова начинается беседой с Ильичем, что редко он направлялся в свой кабинет, не побывав предварительно у Ильича. А сколько раз я видел их вместе в президиуме различных съездов, конференций, совещаний, на заседаниях ВЦИК и его большевистской фракции!

Заседания эти то и дело протекали куда как бурно. Страстные споры вспыхивали не только на общих заседаниях ВЦИК, в который входили в 1918 году левые эсеры и даже несколько анархистов и меньшевиков, но и внутри большевистской фракции.

Особенно неистовствовал среди большевиков Рязанов. Он постоянно был «против», без конца сыпал острыми, язвительными репликами беспрестанно просил слова и выскакивал на трибуну.

Яков Михайлович твердой рукой вел самые бурные заседания, и, чем сильнее разгорались страсти, тем спокойнее и невозмутимее он казался.

Чего стоит хотя бы то заседание ВЦИК в июне 1918 года, когда из Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета изгоняли меньшевиков!

Меньшевики к этому времени перешли к вооруженной борьбе против Советской власти, и церемониться с ними дальше было нечего. Они полностью разоблачили себя перед рабочим классом как враги революции.

Провести, однако, решение об исключении меньшевиков из ВЦИК и провести его с тактом было не так просто. С одной стороны, меньшевиков поддерживали левые эсеры, которые составляли еще довольно солидную группу в составе ВЦИК, с другой стороны, поведение меньшевиков было столь вызывающе и возмутительно, что у большевиков лопнуло последнее терпение, и дело могло дойти чуть не до рукопашной.

Заседание происходило в «Метрополе», как и все заседания ВЦИК в 1918–1919 годах. Я сидел в зале, когда на высоченной трибуне появился президиум и Яков Михайлович открыл заседание.

Как только на обсуждение был поставлен вопрос о выводе меньшевиков из состава ВЦИК, в зале поднялось нечто невообразимое. Крик, шум, оглушительный свист – ничего не разберешь. Все повскакали с мест, машут руками, вот-вот кинутся врукопашную. Меньшевики жмутся жалкой кучкой, боятся поднять головы. Сочувственные возгласы левых эсеров тонут в грохоте всеобщего негодования большевиков.

И в этот момент, когда схватка казалась неминуемой, Яков Михайлович заглушил все крики своим могучим голосом и с такой внутренней силой потребовал восстановить порядок, что разбушевавшийся зал начал стихать. Еще минута – и воцарилась полная тишина. Не произнося ни слова, Яков Михайлович указал на дверь, и жалкие и пришибленные меньшевики один за другим покинули зал заседания, а ВЦИК перешел к деловым вопросам.

Но какого бы накала ни достигали страсти, как бы ни были остры споры, будь то заседание ВЦИК или большевистской фракции, Яков Михайлович Свердлов неизменно был вместе с Лениным, плечом к плечу с