Острейший конфликт с Джоном Льюисом и переход последнего на сторону Уилки осложнили положение Рузвельта. Он также не мог надеяться, что руководство АФТ окажет ему необходимую поддержку {49}, а слухи, что Льюис предпринимает шаги к созданию рабоче-фермерской партии на изоляционистской платформе, усиливали беспокойство по поводу исхода избирательной борьбы. Неясно было, какую позицию займут профсоюзы в отношении помощи Англии и призыва крепить «национальную оборону», уже высказанного Рузвельтом. Но буквально накануне съезда демократов положение прояснилось: Филипп Мэррей, президент союза сталелитейщиков (КПП), и Томас Кеннеди, секретарь-казначей союза шахтеров (КПП), вместе с Р. Томасом, Р. Франкенстином из союза автомобильных рабочих (КПП), руководителями союзов рабочих текстильной и резиновой промышленности приехали в Чикаго с целью содействовать успеху прорузвельтовской кампании. Таким образом, настойчивость Рузвельта в отношении кандидатуры Уоллеса во многом объяснялась стремлением президента ответить взаимностью на проявление лояльности к «новому курсу» со стороны наиболее активной и прогрессивно настроенной части организованного рабочего движения. Этот шаг Рузвельта содействовал тому, что многие съезды профсоюзов вновь высказались в его поддержку.

Тактика Рузвельта полностью обнажилась уже в ходе самой избирательной кампании, после победы на съезде в Чикаго. Президент включился в нее за две недели до выборов, подчеркнув тем самым, что он занят не охотой за голосами, а вопросами государственной важности, включая, прежде всего, вопрос о безопасности страны. В выступлениях Рузвельта совсем не фигурировала тема третьего срока, он не хотел позволить противнику втянуть его в опасную дискуссию. Вместо этого ударение было сделано на достижениях «нового курса» в социальной сфере. Чутко уловив стремление Уилки и республиканцев рекламировать свой новый «трезвомыслящий» подход к проблемам неимущих слоев, Рузвельт воспользовался случаем, чтобы напомнить о том, что это всегда было сердцевиной его политики, а также указать одновременно и на лицемерие лидеров «великой старой партии». «Слезы, крокодиловы слезы, – говорил Рузвельт 23 октября в Филадельфии, – которые проливают некоторые в ходе этой кампании в связи с положением трудящихся мужчин и женщин, льются из глаз тех самых республиканцев, которые уже имели в 1932 г. шанс доказать свою любовь к рабочим, но не захотели воспользоваться им». Закрывая кампанию в промышленном Кливленде, городе боевых рабочих традиций, ставшем центром забастовочного движения, Рузвельт сказал: «Я вижу Америку, где рабочих промышленных предприятий не выгоняют с работы в расцвете лет, где нет этой бесконечной нищеты, переходящей по наследству от поколения к поколению» {50}.

Следуя советам Хиллмэна, в самый последний момент Рузвельт даже попытался достичь примирения с Джоном Льюисом, пригласив его 17 октября 1940 г. в Белый дом для обсуждения вопросов рабочей политики. Президент профсоюза шахтеров не отверг приглашения, но внезапно, повернув разговор на нарушения демократических прав со стороны полиции, Льюис заявил президенту, что Федеральное бюро расследований установило за ним слежку и прослушивает его телефонные разговоры. Рузвельту хорошо было известно о многочисленных грязных акциях политической полиции против демократических элементов и левых, о незаконных арестах, кампаниях запугивания и преследованиях инакомыслящих, но, изобразив на своем лице удивление, президент страны прервал разговор с тем, чтобы никогда уже больше не встречаться с президентом КПП. Примирения не состоялось. По всему было видно, что Льюис жаждал хлопнуть дверью, и хлопнуть посильнее. Президент не стал уговаривать его соблюдать вежливость и терпимость.

Положение в рядах рабочего движения, служившего главной опорой либерально-прогрессистского блока, создавало для Рузвельта накануне выборов серьезную проблему. Это сознавалось всеми, кому не безразлично было, кто займет кресло президента накануне принятия, возможно, самых ответственных решений за всю предшествующую историю страны.

Освобожденный из тюрьмы, в которую он был заточен по ложному обвинению и где пробыл свыше 20 лет, выдающийся сын американского рабочего класса, представитель его левого крыла Том Муни с осуждением отреагировал на планы Льюиса объявить войну Рузвельту и сделать профсоюзы опорной силой его противников. «Я следил за ходом съезда КПП в штате Калифорния, – писал он 12 октября 1940 г., – слушал вечернюю программу КПП по радио и читал газеты КПП, а также ежедневную печать. Его участники попали в весьма щекотливое положение. Насколько мне известно, Льюис собирается выступить с заявлением по поводу президентских выборов в любой день… и полон решимости добиваться провала Рузвельта. Все равно, что бы он ни делал, поддержит ли он антирузвельтовскую кампанию или призовет голосовать за Уилки, в любом случае такая линия поведения будет равносильна поддержке Уилки; но у меня просто не укладывается в голове, как он мог Уилки предпочесть Рузвельту. Действительно, политика правительства является империалистической по своему характеру, однако, хотя мы и не заинтересованы в защите умирающего капитализма, тем не менее если мы поставлены перед выбором, то из двух зол следует выбирать меньшее. Я полагаю, это и есть единственно разумное решение для рабочих, пока они не располагают политической силой, достаточной для того, чтобы обеспечить себе реальные шансы добиться собственной победы. Вопреки всему тому, что говорится и делается, на практике все реформы «нового курса» остаются в силе, и сам Рузвельт не единожды публично на весь мир объявил себя верным обязательству защищать их и расширять при любых, даже самых сложных обстоятельствах, сохраняя их в том виде, в котором они существуют. Он рассматривает их в качестве составной части национальной обороны» {51}.

Однако то, чего опасались очень многие сторонники Рузвельта, подтвердилось. Накануне дня выборов, принеся в жертву честолюбию здравый смысл, Джон Льюис призвал рабочих голосовать против Рузвельта, «супермена» и «аристократа», в котором не нуждается Америка. Это трудно было предвидеть. В случае если члены КПП, заявил Льюис, отвергнут его совет, он будет рассматривать это как вотум недоверия и немедленно подаст в отставку с поста председателя КПП. Биограф С. Хиллмэна М. Джозефсон свидетельствовал, что демарш Льюиса был воспринят Рузвельтом и его ближайшим окружением как предупреждение о грозной опасности {52}. Во многом этим объясняется, почему до самого конца кампании Рузвельт последовательно придерживался того плана, который был им разработан с учетом глубины внутренних социальных противоречий в стране и особого морально-политического климата, отмеченного подъемом антимонополистического движения. Гопкинс раскрыл суть этого подхода в письме (от 14 августа 1940 г.) одному из своих корреспондентов, сказав, что Рузвельт не должен бояться идти навстречу рабочим, фермерам, средним слоям, черным, остерегаясь в то же время близости с корпорациями {53}.

Когда голоса были подсчитаны, выяснилось, что прочное большинство все еще поддерживает президента, с чьим именем были связаны реформы «нового курса», но и Уилки получил чуть менее 45 % голосов избирателей. Совсем неплохо для первого раза. Выяснилось также, что именно рабочий класс и беднейшие слои населения, как и в 1936 г., в подавляющем большинстве поддержали Рузвельта. В сущности, трудящиеся голосовали за продолжение и углубление реформ. Голосование за Рузвельта означало также и поражение изоляционистов, пронацистских группировок, отчаянно пытавшихся помешать моральному осуждению нацизма и исключить превращение США в резерв вооруженного сопротивления странам «оси».

27 ноября 1940 г., после того как утихли страсти и улеглось возбуждение первых дней после объявления результатов голосования, Феликс Франкфуртер попытался в письме Гарольду Ласки – английскому социалисту – прокомментировать победу Рузвельта под углом зрения перспектив национальной политики. Поводом для этого послужила аналитическая статья в лейбористской газете «Гардиан». Эта статья, писал Франкфуртер, в целом правильно анализирует ситуацию, возникшую в США, но «недооценивает силы тьмы и реальной власти, которые объединились против Рузвельта…». Он заключал: «Президент вступает в свой третий срок, преисполненный духом Линкольна. Иными словами, он ни на один миг не впадает в восторг по поводу результата выборов, хорошо представляя себе громадность задач, стоящих перед ним. Вы также хорошо знаете проблемы, с которыми ему приходится иметь дело. Вскоре должны быть приняты главные решения, и события должны помочь приблизить этот момент» {54}.

Нападение Гитлера на Польшу 1 сентября 1939 г. и начало Второй мировой войны для Белого дома, да и вообще для политических кругов Вашингтона не было неожиданностью: этого ждали и к этому готовились. Но даже Рузвельт полагал, что события могли развиваться в русле «мюнхенского сценария», о