За нею двигались кареты с одалисками султана, отобранными самой валиде-султан[32] и казнадар-устой[33] из числа красавиц гарема.

Возлюбленные султана и их рабыни с любопытством поглядывали из окошек на живописные пейзажи, но больше — на разодетых молодых чорбаджиев, гарцевавших на резвых конях.

3а гаремом тянулись вереницей возы со всяческим добром для султанского двора — одеждой, посудой, кухнями, едой.

Потом шли войска. Пешие янычары, конные отряды спахиев.

Позади сдерживали горячих коней акынджи[34], которые в походах всегда мчались впереди войска, беспощадно грабя, сжигая и уничтожая все на своём пути. А сейчас, пака шли по турецкой земле, Кара-Мустафа специально оставил акынджи в арьергарде, чтобы охладить их разбойничье рвение.

Сам великий визирь тоже взял с собой в поход немало шатров, одежды, дорогого оружия, денег, золотой и серебряной посуды, а также людей — одалисок, евнухов, чаушей, капуджи, астролога и лекаря Пьетро. В отдельной карете, под присмотром Фатимы и в сопровождении Джалиля, сидевшего рядом с кучером, ехала Златка.

От Стамбула до Адрианополя шесть дней пути. И все эти дни Златка провела у окошка, надеясь увидеть Арсена или Ненко. Но ни того, ни другого так и не было.

В Адрианополе, большом красивом городе, расположенном при слиянии рек Туджи и Арды с Марицей, султан приказал остановиться: последние два дня лил холодный осенний дождь, и дороги совсем раскисли.

Весь султанский двор разместился в просторном чудесном дворце, окружённом великолепными садами. Не менее пышный и просторный дворец достался великому визирю и членам дивана, которые устроились с большим комфортом.

И не зря. В Адрианополе и его окрестностях войскам пришлось провести всю зиму. Это была не трудная, но однообразная жизнь. Дожди шли каждый день. Султан злился, из-за непогоды ему ни разу не удалось выбраться на охоту, а для него неделя без охоты казалась хуже каторги.

Однако такое вынужденное стояние на месте позволило дождаться многих новых отрядов со всех сторон неоглядной империи.

Как доносили гонцы, из далёкого Крыма шла татарская орда во главе с ханом Мюрад-Гиреем. К ней присоединились ногайцы. Они двигались на Белград. Туда же должны были прибыть и другие тысячи и тысячи воинов. Таким образом, собиралось громадное войско, какого ещё ни разу не было под рукой султана Магомета.

Мунеджим-паша, личный астролог султана, откинул тёплое одеяло, вскочил с кровати и, всунув ноги в отороченные мехом суконные туфли, засеменил к двери. Кто-то настойчиво стучал.

Астролог держал перед собой свечку. Его карие глаза испуганно смотрели на дверь, за которой ждала неизвестность, и на высоком лбу собрались морщины.

Кто бы это мог быть? Он никого не ждал.

— Кто?

— Мунеджим-паша, открой! — послышался снаружи знакомый голос.

Звякнул засов. В дверях стоял великий визирь Кара-Мустафа.

Это не удивило астролога. Такое бывало и раньше. Кто же не хочет узнать будущее? А всем известно, что никто не предвещал будущего так точно, как Мунеджим-паша. Поэтому он и носит звание паши и личного астролога падишаха!

Удивительным было другое: Кара-Мустафа выбрал для посещения ночную пору и явился не в своём ярком наряде визиря, а в одежде простого янычара. К чему такой маскарад?

Но Мунеджим-паша был искушённый царедворец и быстро овладел собой.

— О! — воскликнул он. — Как я рад видеть у себя славного защитника трона падишаха!

— Тс-с-с! Не кричи, паша! — зашипел на него Кара-Мустафа, торопливо закрывая дверь. — А то своим голосом разбудишь весь город!

У астролога действительно был громоподобный голос с трагически-зловещими нотками, которым он успешно пользовался во время пророчеств.

— Молчу, молчу… Прошу сюда, мой повелитель! — И астролог распахнул дверь в соседнюю комнату.

Это была обычная для того времени рабочая комната астролога и алхимика. Все здесь было знакомо Кара-Мустафе. На длинных столах стояли стеклянные банки, наполненные порошками, кусками разноцветных минёралов, жидкостями. У окна в тигле малиновым цветом светилось что-то расплавленное. Пахло гарью и ещё чем-то неведомым и не совсем приятным для визиря, привыкшего к тонким изысканным ароматам. Посредине, на деревянной подставке, висела карта звёздного неба с искусными рисунками знаков зодиака, испещрённая изломанными линиями. Крутая лестница вела на чердак, откуда, как знал Кара-Мустафа, Мунеджим-паша наблюдал расположение и ход светил. Повсюду в беспорядке лежали и стояли какие-то приспособления и инструменты, вызывавшие в душе великого визиря уважение к их владельцу и даже суеверный страх.

Астролог пододвинул Кара-Мустафе кресло. Спросил:

— Что заставило великого визиря осчастливить меня своим посещением?

Кара-Мустафа решительно отстранил от себя кресло и долго всматривался в оливковое непроницаемое лицо придворного астролога, словно колебался — говорить или нет? Потом взял его за руку выше локтя и произнёс тихо, но жёстко:

— Мунеджим-паша, ты должен оказать мне и всей нашей империи большую услугу…

— Я слушаю, эфенди, — кротко ответил астролог, склоняя в поклоне голову.

— Однако то, что ты услышишь, могут знать лишь аллах и мы двое! — Кара-Мустафа поднял указательный палец. — Ты понял?

— Понял.

— Даже сам падишах не должен знать! И прежде всего — он! Ибо делается все это в его интересах…

— Да, мой повелитель, — ещё ниже опустил голову Мунеджим-паша, холодея от мысли, что сейчас узнает о тайне, за которую может поплатиться жизнью.

Кара-Мустафа наклонился чуть ли не к самому его уху и едва слышно прошептал:

— Слушай внимательно! Высшие интересы державы османов, величие и слава падишаха требуют полной победы в этой войне, которую мы начинаем на берегах Дуная…

— Я это знаю, — тоже шёпотом ответил паша.

— Во главе нашего войска стал сам падишах… Его верные подданные встревожены тем, что ему будет угрожать опасность, ибо, как известно, на войне гибнут не только рядовые воины, но и полководцы… Мы все живём милостями падишаха, его светлым умом и его славой, а потому глубоко заинтересованы, чтобы он не подвергал свою драгоценную жизнь смертельной опасности, которая может подстеречь его в походе…

— Да, я вполне согласен с этими мудрыми словами, эфенди. Что же делать?

— Для падишаха лучше и безопасней возвратиться в Стамбул, где он будет забавляться с прелестными одалисками, устраивать милые его сердцу охоты, веселиться в мобейне, глядя, как шуты танцуют джурджуну[35]… Все это, конечно, приятнее, чем держать ногу в стремени боевого коня!

— Безусловно, мой повелитель.

— Кроме того, зеленое знамя пророка — слишком большая тяжесть для наместника аллаха на земле. — Голос Кара-Мустафы оставался тихим, но суровым. — Зачем отягощать его земными заботами, когда есть миллионы верных подданных, которые с радостью возьмут эти тяготы на себя!

Проницательный Мунеджим-паша давно догадался, к чему клонит великий визирь. Конечно же, Кара- Мустафе хочется отправить султана в Стамбул, а самому — стать сердаром, заполучить лавры победителя. Однако хитрый царедворец ни словом не обмолвился о своей догадке. Он ждал не намёков, а прямого