— На, читай!

Валах бросил быстрый взгляд на короткую надпись, на печать — и побледнел.

— Братцы, — прошептал он помертвевшими губами, — это чауш великого визиря… Чуть было сами не попали в беду.

— Не может быть! — продолжал бесноваться Многогрешный. — Дай сюда!..

Он выхватил бумагу, повертел перед глазами. Написанного не понял, но печать узнал сразу — и тоже побледнел.

— Проклятье! — процедил сквозь зубы. — Выкрутился, сукин сын! Ну, твоё счастье…

Многогрешный сунул Арсену в руки жёсткий жёлтоватый свиток и поскакал прочь. Валахи помчались за ним.

Арсен вытер пот с лица, постоял с минуту в раздумье, а потом решительно повернул коня на белоцерковский шлях.

До Новосёлок Арсен Звенигора не доехал: совсем неожиданно встретил всех своих в Фастове. Ещё издали увидел над городом сизые дымки, вьющиеся из труб. При въезде дорогу ему преградил часовой с мушкетом. Он выскочил из какой-то ямы, где прятался от пронизывающего ветра, закричал тонким голосом:

— Стой! А не то как стрельну, знаешь-понимаешь, тут тебе и каюк будет!

Арсен захохотал. Так это же Иваник! И откуда он здесь взялся?

Но смех Арсена разозлил часового не на шутку. Он подскочил, как петух, и ткнул дулом мушкета всадника в бок.

— Чего заливаешься, знаешь-понимаешь? Иль пьян, иль соседям разум раздал? Слазь с коня, разбойник!

— Иваник, неужели не узнал? Арсен я! Звенигора…

Иваник ошарашенно захлопал глазами, все ещё не узнавая в этом худом загорелом бородаче красавца Арсена.

— Не может того быть…

Арсен соскочил с коня, снял шапку. И тогда лицо Иваника прояснилось. Мушкет выскользнул из рук и покатился по мёрзлой земле.

— Арсен! Голубчик! Откуда ты?

Они крепко обнялись. На глазах Иваника заблестели слезы.

— От самого султана, Иваник! Из Стамбула! А ты как здесь очутился?

Иваник поднял мушкет, поправил на узких плечах свитку.

— Разве не знаешь?.. Семён Палий привёл нас всех в Фастов и сказал: тут нам жить! Земли занимайте, сколько сможете обработать, хаты выбирайте, какие поцелее… Крепость гуртом строим, знаешь-понимаешь, чтоб защита была надёжной. Вот мы и поселились здесь.

— А мои, мои-то где?

— Твои тоже… Внизу, над Унавой живут. Там хорошо — речка, луг, за речкой — лес. Правда, хатка маленькая, но не хуже, чем в Дубовой Балке. И что лучше всего — по соседству со мной… Неспроста говорится: выбирай не место, а хорошего соседа.

— Палия где можно увидеть? Случаем, не на Сечи он?

— Увидишь. В крепости он, поселился рядом с вдовой Семашко…

— О пане Мартыне ничего не слыхать?

— Про Спыхальского? Говорил Роман, что передавал пан весточку из Львова. Всех приветствует… Не забыл и про меня, и про Зинку. — Иваник подмигнул. — Тоже привет передал, знаешь-понимаешь…

Арсен улыбнулся в густую бороду, которую отпустил, пока ехал из Стамбула. Уж кого-кого, а Зинку не мог пан Мартын забыть: очень полюбилась ему молодица!

— Ну, веди, Иваник! — Арсен положил руку на хилое плечо соседа. — Сперва к Палию, а потом уже — домой… Прямо горю от нетерпения!

Они пошли по широкой улице. Около одного из уцелевших домов Иваник остановился.

— Скажу Остапу, чтоб подежурил вместо меня. А то у нас, знаешь-понимаешь, строго… Можно и батогов заработать от полковника, если плохо несёшь караульную службу!

Он шмыгнул в хату и через несколько минут вышел в сопровождении высоченного хмурого казака, вооружённого только саблей.

— Бери мой мушкет, — заторопился Иваник. — В случае опасности — пали, пане-брате, чтоб аж в крепости было слышно! А я мигом вернусь…

— Ладно, — буркнул мрачный великан и зашагал к окраине города.

Арсен внимательно осматривал все вокруг.

В городе немало руин и пожарищ. Но среди пепелищ стоят и уцелевшие от огня хаты: вьются дымки, во многих дворах хоть что-нибудь да обновлено — тут исправлены забор и ворота, там выбелены стены, а на некоторых хатах уже новые камышовые крыши.

Крепость встретила их гомоном, стуком дубовых трамбовочных баб, заступов и мотыг, цоканьем топоров. Здесь кипела работа. Одни забивали колья, другие делали земляную насыпь, а третьи из дубовых брёвен и брусьев мастерили ворота крепости.

Люди были так худы, измождены и ободраны, что Арсен ужаснулся. Откуда они? Будто одни нищие собрались сюда! Несмотря на холод, у многих, кроме латаной рубахи или видавшего виды лейбика[37], не было ничего. Редко у кого на ногах сапоги, а у большинства — постолы или лапти, из которых торчит какое-то тряпьё. Лица обросшие, в глазах — голодный блеск.

Арсен хотел было спросить Иваника, что это за люди, но тут заметил знакомую статную фигуру. Палий!

— Батько Семён! — Казак бросился к нему и по-дружески сгрёб полковника в объятия. — Батько Семён! Как я рад снова видеть тебя!

— Арсен?! — Палий не верил своим глазам и удивленно рассматривал казака. — И вправду, Арсен, собственной «парсуной», как говаривали киевские бурсаки… Да какой обросший, как дед!

— Вы все здесь — не лучше, — повёл рукой Арсен, указывая на людей, работающих у стен. — Откуда они собрались?

Лицо Палия помрачнело, он с болью произнёс:

— Сейчас, пожалуй, половина Украины так живёт… В военном лихолетье люди потеряли все: родных, кров, одежду… Начинаем мы на голом месте. Надо же как-то спасать себя!

— Что начинаем? — не понял Арсен.

— Жить заново, — ответил Палий. — Долго мы думали на Запорожье — что делать? Правобережье опустошено, разорено, истоптано татарской конницей. По Бахчисарайскому договору — ничейная земля… Но она ведь наша! И пока мы на ней живём, никто не сможет назвать её своей — ни султан, ни хан, ни господарь Валахии, ни король польский… Вот и кинули мы клич: кому негде приклонить голову, идите на Фастовщину, Корсунщину, Богуславщину — поселяйтесь, обрабатывайте землю, но сабель из рук не выпускайте! И вот начало — отовсюду потянулись горемыки, обиженные судьбой. Не было у них ничего: ни денег, ни одежды, ни семян, ни хозяйственной утвари. Зато принесли в сердцах справедливую ненависть к врагам, которые пустили их по миру, и священную любовь к своей земле. Бедные мы сейчас. Ой какие бедные! Зима только начинается, а у нас уже почти нечего есть… Вон видишь — казаны. В них дважды в день варим пшённый кулеш. Не кулеш — одно название! Но и ему люди рады…

— Как же вы зиму думаете прожить?

— Перебьёмся… Потуже затянем пояса, охотиться будем, рыбу ловить в Унаве и Ирпене. Но вся наша надежда на помощь.

— Чью?

— Москва поможет деньгами и оружием, Киев — зерном для посева, харчами. Свет не без добрых людей.

— В этом я много раз убеждался. Да вот — только что — отмахал путь от Стамбула до Фастова тоже не без помощи добрых людей. А там — и до Варшавы доберусь.

— Ты направляешься в Варшаву? С чем?