не можем! Так пусть здесь останется сотня сподвижников покойного атамана — они его и похоронят как положено… А мы попробуем догнать беглецов. Или на их плечах ворвёмся в Бахчисарай… Айда за мной!

Гул копыт раскатился над каменистой долиной Салгира.

Когда запорожцы выбрались из Ак-Мечети и выскочили на высокий холм, откуда открывался широкий обзор с видом синеющих в бледно-голубой дымке далёких гор на горизонте, они увидели верстах в двух от себя облачко серой пыли — это скакали к Бахчисараю челядинцы акмечетского салтана с жёнами и детьми.

Казаки закричали, засвистели и, огрев коней нагайками, помчались вслед.

Беглецов догнали в полуверсте от леса, зеленевшего на склонах холмов. Неуклюжие татарские кибитки остановились. Из них высыпали черноголовые татарчата. Заверещали женщины.

От передней кибитки шарахнулся в сторону, к лесу, всадник в белом тюрбане. Перед собой, на луке седла, он держал двух маленьких ребятишек. Не оглядываясь, стрелою летел он к кустарнику, где надеялся найти спасение.

— Перехватывай, хлопцы! Это салтан, черт его побери! — крикнул Метелица, придерживая коня возле кибитки. — А я загляну в его гнездо, может, и пташку какую поймаю!

За салтаном бросился Арсен со своими побратимами.

В Ак-Мечети он обшарил весь салтанский дом, но Златку и Стёху не нашёл ни среди убитых, ни среди освобождённых пленных. На вопрос, не привёз ли салтан с Украины двух девчат по имени Златка и Стёха, невольники ответили, что возвратился он с ясырем, но припомнить, были ли среди пленных девчата с такими именами, не могли.

След девушек исчез. Это было самым страшным… Где же они? Куда их девал салтан? Не успел ли, случаем, продать в заморские края?.. Только он один мог дать определённый ответ.

И казаки, не жалея коней, вихрем неслись за всадником в белом тюрбане. Догнать! Во что бы то ни стало догнать и взять живьём!

А Метелица в это время, не слезая с коня, рванул чёрную кошму, которой была завешена кибитка. Там, забившись в угол, притаилась женщина в пёстром татарском одеянии.

— Эге-ге! И впрямь пташка! — загудел радостно Метелица и, чтобы получше рассмотреть свою добычу, с трудом нагнулся ниже и просунул голову под свод кибитки. — Да ещё и хороша, разрази меня гром! Дарма что некрещёная!

Женщина с ужасом смотрела на усатого, побагровевшего от усилия старого казака. Пышная русая коса рассыпалась по яркой одежде. Красивые руки взметнулись вверх, как крылья чайки, и застыли, словно прося пощады или защищаясь от удара.

— Пан, не убивай меня! Не убивай! — вдруг взмолилась женщина по-польски. — Я не мусульманка! Христианка естем!

Метелица озадаченно уставился на неё, толстой пятернёй почесал бритый затылок. Его суровое лицо подобрело, между бровями разгладилась глубокая морщина.

— Гм, говоришь, полька?

— Так, пан! Так!

— Значит, невольница получается?

— Так, пан! Так!

— А испугалась чего?

— Думала, зарубишь меня…

— Глупенькая, мы невольников не рубим, а вызволяем. И ты будешь вольная!

— Дзенькую бардзо[44], — чуть слышно прошептали помертвевшие уста.

Метелица подморгнул ей, подкрутил седой ус.

— Благодарностью не отделаешься! Га-га-га!.. Муж дома есть?

— Был.

— Вот обрадуется, черт его подери, когда такое солнышко ясное заглянет вдруг в его осиротелую хату. А? Эх, был бы я помоложе!..

Женщина ничего не ответила, все ещё, очевидно, не веря в своё счастливое спасение.

Метелица с сожалением крякнул, тяжело вздохнул, вспомнив, наверно, о своих шести десятках, и выпрямился в седле.

— Ну, пани, прошу прощения, я оставлю тебя тут, так как должен ехать. Хлопцы, кажись, выпустили из рук мурзу, чтоб им пусто было!

И старый казак поскакал к лесу, где стояли обескураженные неудачей Арсен и его побратимы. Салтан нырнул в заросли и скрылся в хорошо знакомых ему оврагах.

Салтан Гази-бей с двумя маленькими сыновьями-близнецами на руках вихрем проскакал на взмыленном коне по узкой улице Бахчисарая, на ходу крича: «Казаки! Казаки!»

Перед воротами ханского дворца, на каменном мостике, под которым журчал мутный поток, он осадил коня: ханские нукеры длинными копьями преградили ему дорогу.

— Казаки! В Ак-Мечети казаки! — прохрипел салтан. — Быстро к хану! Бейте тревогу!.. Вот-вот они будут здесь!

Нукеры посерели от страха. Один из них торопливо открыл ворота, а второй принялся изо всех сил колотить железным чеканом в большое медное било.

Узкие улочки растревоженного Бахчисарая разом заполнились мечущимися людьми.

Салтан въехал во двор ханского дворца. Страшное слово «казаки!» моментально облетело все закоулки и подняло на ноги всех от мала до велика.

Со второго этажа по лестнице деревянной галереи быстро сбежал в золотистом шёлковом халате хан Мюрад-Гирей. Увидев запылённого всадника на мокром от пота коне, кинулся к нему.

— Что? — выдохнул испуганно.

— Великий хан, казаки!

— Где?

— Перешли Альму и с минуты на минуту будут здесь! Я едва выскользнул из их рук! Все мои погибли…

— О аллах!

— Великий хан, дорого каждое мгновение! Не медли!

Мюрад-Гирей повёл округлёнными от испуга глазами на нукеров.

— Коней! — закричал визгливым голосом. — Коней! Посадить всю мою семью на коней — и в леса! Живей!

Ему подвели гнедого рысака. Не ожидая, пока другие члены семьи соберутся и сядут на коней, он вскочил в седло и ловко сунул в стремена мягкие, обшитые атласом комнатные туфли.

Лопотал на ветру золотистыми полами роскошный халат. Блестела на солнце вспотевшая бритая голова. Тучи пыли вздымались из-под копыт ханского коня.

Без оружия, без чалмы, плешивый, в цветастых шёлковых шароварах и в таком же халате, грозный Мюрад-Гирей был похож не на хана-воина, перед которым трепетал весь Крым, а на обрюзгшего престарелого купца из Кафы или Гезлева.

Перепуганные жители городка шарахались от его коня и жались к глиняным заборам. Следом за ханом мчались нукеры, ханские жены, сыны и дочки. Топот копыт, вопли, туча пыли и перьев от раздавленных конями гусей — все это нагоняло ещё большую панику на бахчисарайских жителей, и так уже ошалевших от известия о нападении казаков, свалившихся как снег на голову.

Со всех сторон слышались крики:

— Казаки!

— Урус-Шайтан!

— О вай-вай, горе нам, правоверные!

— О аллах!

Люди словно обезумели. Кричали. Плакали. Умоляли ханских воинов не оставлять их на произвол