– Сара, тебе нужны союзники. Конечно, мы с Беа сделаем все, что в наших силах. Но мы же видим, как ты ждешь, чтобы явился этот… прохвост… Прошу, забудь о нем.

– Легче сказать, чем сделать.

– Тогда вернись к нему. Такая неопределенность подрывает не только твое здоровье, но и здоровье малыша.

– Ты прекрасно знаешь, почему я не могу к нему вернуться, Джеймс. Мы обсуждали это с тобой много раз. И если я проведу некоторое время с пожилой родственницей в английском саду, это все равно ничего не изменит в моей жизни.

– Как знать? Может, тебе станет лучше. И не забывай: возможно, это твой последний шанс повидаться с тетей Эмили. Она стареет и со времени смерти мужа не выезжает из Англии.

Сара досадливо посмотрела на кузена – и расхохоталась, качая головой.

– Что? – удивленно спросил Джеймс, пожимая плечами.

– Ты безжалостен, Джеймс! Хорошо, я поеду в Дувр и повидаюсь с тетей Эмили.

Джеймс ухмыльнулся.

– Ты ей ничего не писал о моем положении? – спросила Сара.

– Ну конечно, нет! Я только написал, что ты довольно долго гостила здесь, а теперь возвращаешься в Бостон.

Сара кивнула.

– Мне придется менять свои планы. Вместо того, чтобы остановиться в Париже и оттуда продолжать путь в Бостон, надо будет из Парижа добраться до Кале.

– Я этим займусь, – энергично пообещал Джеймс и вышел из комнаты, радостно насвистывая.

Сара подошла к окну и, глядя на оживленную улицу, пыталась понять, почему Халиду понадобилось устанавливать наблюдение за домом и оттягивать ее отъезд, если он не собирается с ней связаться? Или, может, Роксалена ошиблась?

Но она об этом не узнает, потому что утром уедет из Турции и никогда больше его не увидит.

– Ты будешь мне часто писать? – спросила Беа, промокая платочком глаза.

Пассажиры поезда прощались с провожающими, а паровоз уже беспокойно дымил, готовый отправиться в путь.

– Да, буду, – пообещала Сара.

– Мы будем так тревожиться о… ну, ты понимаешь.

– О ребенке, Беатрис. Можешь говорить это слово. – Сара подалась вперед и поцеловала невестку в щеку.

– Передай от нас приветы тете Эмили, – добавил Джеймс.

– Обязательно.

– Ты очень мило выглядишь, – неловко сказал он, оглядываясь на носильщика, увозившего Сарин багаж.

– Спасибо.

В тщетной попытке немного поднять себе настроение, Сара потратилась на дорожный костюм, который увидела в одном из константинопольских магазинов, рассчитанных на покупателей-европейцев. Он состоял из платья в серую и черную полоску и прямой юбки с небольшим турнюром. Костюм дополняли черный жакет из джерси и серая шляпка с перьями, отделанная черной лентой.

Пройдет пара месяцев, и единственное, что она сможет надеть из этого ансамбля, – так это шляпку!

– Пассажиры, займите места! – прозвучал возглас по-французски и по-турецки. Раздался резкий свисток, и паровоз выпустил клубы едкого дыма.

– Надо идти, – сказала Сара, с трудом выдергивая руку из сжавшихся, как тиски, пальцев Джеймса.

Он снова обнял сестру, не скрывая выступивших на глаза слез.

– Если тебе что-то понадобится… – в тысячный раз повторил кузен, заглядывая Саре в глаза.

– Я напишу, – снова пообещала Сара.

Беа тоже обняла Сару, а потом супруги отошли в сторону и смотрели, как Сара поднимается по откидным ступенькам пассажирского вагона. Остановившись в дверях, она еще раз помахала им на прощанье и прошла в вагон.

– У меня такое чувство, словно я посылаю ее на верную беду, – хрипло проговорил Джеймс.

Беа ничего не ответила. Лицо у неё было очень печальным. Эта бездетная женщина по-своему, очень любила Сару.

Супруги долго еще стояли на платформе, пока поезд не скрылся вдали.

Халид с удовлетворением осмотрел роскошный «президентский» номер в отеле Делакруа. Все три комнаты были наполнены цветами, в серебряном ведерке со льдом дожидалась бутылка лучшего шампанского, а рядом с ним стояли две корзинки с фруктами. Взглянув в зеркало в позолоченной раме на затянутой шелком стене, он поправил великолепный костюм от лучших портных Англии. Он постарался одеться по-европейски.