– Так тебе хотелось бы узнать гаремную жизнь? – с улыбкой проговорил Джеймс Вулкотт, отпивая глоток прохладительного напитка.

– Конечно, – ответила Сара. – Как и любому человеку.

С двоюродным братом Джеймсом у нее была не только общая фамилия, но и страсть к путешествиям по всему свету. Их обоих вырастил в Массачусетсе отец Джеймса.

– Право, Джеймс, не стоит тратить каникулы Сары на обсуждение аморальных обычаев этих развратных иностранцев! – чопорно проговорила Беатрис, вставая, чтобы поставить свою рюмку рядом с серебряным кувшинчиком. Вынув из рукава синего шелкового платья кружевной платочек, она промокнула им губы. Ее верхняя юбка, расходившаяся впереди так, что видна была гофрированная полосатая вставка, шелестела при каждом движении. Снова присев, она поправила упавшие на лоб пряди шиньона.

– Боюсь, что иностранцы здесь – мы, моя милая. А аморальность – это вопрос взглядов на жизнь, – ответил ее муж, демонстративно подмигивая Саре.

Они сидели на веранде второго этажа дома Вулкоттов в европейской части города с видом на мост Галата, в надежде, что от воды повеет прохладой. Под ними шумел базар, скрипели колеса повозок, стучали копытами лошади, а издалека доносились приглушенные крики уличных торговцев у причалов.

Беатрис взяла складной веер с инкрустированной слоновой костью ручкой, лежавший на подлокотнике плетеного кресла, и принялась энергично обмахиваться.

– Льда не осталось? – спросила она у мужа.

– Нет, потерпи до следующей поставки в конце недели, – ответил он и пояснил Саре: – Его доставляют со снежников горы Олимп, но дорога длинная и трудная, так что лед – большая редкость и стоит дорого.

– Но он хоть немного помогает переносить эту жару. Никак не могу привыкнуть к здешнему климату, милочка, – пожаловалась Саре Беатрис. Ее веснушчатое лицо раскраснелось. – Уверена, что тебе тоже нелегко переносить жару.

– Право, после двадцати морозных зим Новой Англии здешний климат мне кажется благодатным и нравится, – отозвалась Сара. – Пока я ехала из Парижа на Восточном экспрессе, успела привыкнуть к жаре.

– По-моему, Сара уже влюбилась в Восток, Беа. И не сбивай нас с главной темы разговора, – заметил Джеймс. – Мы обсуждали гарем султана Хаммида.

– Я не обсуждала, – мрачно ответила Беатрис, обмахиваясь веером.

– А что, он не единственный? – спросила Сара.

– О да. Каждый правитель области, принц или паша, имеет гарем, но у султана Абдулы Хаммида он самый большой. Его называют Большим Сералем, и, говорят, женщины в нем прекраснее всех в мире. Агенты Хаммида постоянно толкутся на египетских работорговых рынках и часто бывают у пиратов- берберов, чтобы купить для своего господина самых лакомых дам.

Беатрис не нравился возникший разговор, она была раздражена тем, какой интерес проявила Сара к гаремам.

– А где расположен сераль? – спросила Сара.

– В самой глубине дворца Хаммида, Топкапи, построенного на перешейке между Мраморным морем и бухтой «Золотой Рог».

– Какие дивные названия! – воскликнула Сара.

– Турецкий язык необычайно выразителен, – заметил Джеймс.

– Я предпочитаю английский, – заметила Беатрис.

– Да, дорогая. Я это знаю. Но, к сожалению, не могу торговать импортными коврами, не выезжая из Бостона, – резко бросил Джеймс, возвращая на стол свой запотевший бокал. – Ты могла бы постараться отнестись к нашему пребыванию здесь не как к мучительному испытанию.

– Но здесь так жарко, – пробормотала Беатрис. Она поправила платье, поморщившись, когда китовый ус корсета защемил ей тело.

– Значит, султан – главный правитель Оттоманской империи? – продолжала интересоваться Сара.

Джеймс кивнул.