приехать к вам. Едва положив трубку на рычаги, вы хватаете свою тачку и выезжаете. В это время я собираюсь ехать к вам. Вы меня караулите... и сшибаете в яму на стройке на площади Альма, словно какого-нибудь вульгарного сорвиголову.

– Но это неправда!

– Я знаю. Я не говорю об аварии. Авария, вернее покушение, действительно имело место. Но вы тут не причем. Что произошло действительно с вами, я сейчас скажу: вам нужны деньги; и так как на Ломье больше нечего рассчитывать, вы говорите себе: 'В конце концов, я могу прозондировать Бюрму, который представляет анонимную группу, набитую бабками'. Но потом вы передумали, ваша недоверчивость берет верх. И вы соглашаетесь на мой приезд, а сами быстро отваливаете, чтобы не встретить меня. Очень досадно, но на меня действительно было совершено покушение. Вы не убийца, хотя и похоже, что все было подстроено вами. Я сам по ошибке так подумал.

– Но вы убедились в своей ошибке?

Он обливался потом и пыхтел, напоминая мне Ломье, правда, был менее противен.

– Да, но я не обязан в ней признаваться.

– У меня есть алиби.

– Ладно. Сидите спокойно и ждите встречи с Монферье так, чтобы прийти к окончательному соглашению по этим патентам на стереоскопические съемки. Это самое благоразумное. Ловко маневрируя, вы сможете вытянуть у него дополнительно один-два миллиона. Разве это не добрый совет?

– Ладно, – сказал он в свою очередь. – Эх! Честные люди не знают своего счастья!

– Сидите спокойно, – повторил я. – Договорились?

– Договорились.

– Хорошо. Ломье? С ним полностью покончено?

– Полностью.

– Когда вы должны были заключить с ним сделку?

– На днях. Заявленная сумма не поступила. Вчера он меня опять промурыжил. Но вы все это знаете. Сами мне об этом говорили.

– Я только высказал предположение. Рад, что вы его подтвердили.

– Да уж! Право, вы хитрец!

– Я нокаутирую любую тайну. Тяну день за днем, а потом: хлоп! В какой-то момент, не знаю почему, у меня в голове вспыхивает искра. Обычно это происходит после удара дубинкой. Есть детективы, которые реагируют на спиртное, на пиво, на табак. Я реагирую на табак, но особенно на удар дубинкой. До свидания, месье.

Я оставил его совершенно ошеломленного. Отправился забрать Ковета из бистро, в котором был телефон. Позвонил в резиденцию Монферье:

– Миссия выполнена, мадемуазель Анни, – сказал я. – Адриен Фроман не будет больше трепыхаться. Он нейтрализован. Но на вашем месте, я бы информировал Монферье и попросил его вернуться сюда и уладить это дело раз и навсегда.

– Спасибо, месье Нестор Бюрма, – ответила Анни ласковым голосом и положила трубку.

Все они говорили такими ласковыми голосами, когда хотели. Мадемуазель Анни... Дениза Фалез... Моника... Мишлин. А порой... их голос был сухим, компетентным... возглас неожиданности и ярости, любовные вздохи и хрип агонии...

Я очнулся и заметил, что все еще держу трубку в руках. Положив ее на место, подумал, что самое трудное еще впереди.

По всеобщему мнению, полицейского невозможно найти тогда, когда он нужен. Флоримон Фару не был исключением из этого правила. Я смог с ним связаться только поздно вечером. А дела, между прочим, не терпели отсрочки.

– Что новенького? – спросил я, входя в его бюро в компании Марка Ковета. (Журналист не отставал от меня ни на шаг.)

– Ничего, – сказал комиссар.

– Ну, тогда, наверное, я пришел первым к финишу.

– Да?.. А скажите – как, похоже, что вы рылись в одежде мертвой?

– Да. Кое-что забыл.

– Что именно?

– Носовой платок.

– Среди этих шмоток был и ваш носовой платок?

– Нет, платок Ломье, одного кинопродюсера. Вы можете готовить мандат на его арест по поводу убийства или сообщничества, может быть, и то, и другое сразу.

– Чего это вы мне здесь поете?

– Правду. А теперь, разрешите пару вопросов: ваш Жером Бланшар, который угнал мою тачку и убил маленькую Монику, как он выглядит? Вы нашли его карточку?