— Все в порядке, парень, никто тебя не тронет, — сказал он.

Я не мог пожать ему руку: ладонь у меня была мокрая. Грег отошел прочь, и мы с Дереком снова остались вдвоем.

Я повернулся и пошел к дверям. Дерек положил на стол свой кий и догнал меня. Шли мы совсем рядом, словно скованные наручниками.

— Знаешь, ты очень похож на свою сестру, — проговорил он.

Проскользнуть мимо Дерека у меня бы не получилось, так что пришлось свернуть налево, к буфету. Едва увидев нас, старик достал большой стальной поднос и разлил чай в две чашки.

— За мой счет, — объявил он высоким дрожащим голосом. — Угощаю победителей!

Поскольку он сказал «победителей», имея в виду и меня, то пришлось и мне взять чашку. Дерек взял свою, и мы прислонились к стене, глядя друг на друга. Он, казалось, хотел что-то сказать, но так и не решился. Я старался пить чай как можно быстрее, от этого вспотел, и меня снова затошнило. Тело под рубашкой свербело и чесалось, пот стекал по ногам, а пальцы ног буквально плавали в поту. Я прислонился головой к стене.

Грег с Чесом вышли через другую дверь, а остальные игроки вернулись к своим столам. За стеной без умолку тараторила миссис О или, может быть, радио.

— Твоя сестра всегда такая? — спросил вдруг Дерек. — Или, может, я чего-то не знаю?

— Какая «такая»? — быстро ответил я. Сердце у меня тяжело забилось.

Дерек еще подумал, погладил кадык, поправил брошь на шейном платке.

— Строго между нами, договорились? Как мужчина с мужчиной. — Я кивнул. — Возьмем, например, сегодняшний день. Она была занята, так что я решил заглянуть в подвал. Что тут такого? А она как с цепи сорвалась. У вас же там ничего такого нет, в этом подвале?

Я подумал, что этот вопрос ответа не требует, но он повторил:

— Или у вас там хранится что-то такое?

— Нет-нет, — быстро ответил я. — Я туда почти не хожу, но там ничего такого нет.

— Тогда почему она так разозлилась? — И Дерек уставился на меня, ожидая ответа, с таким видом, словно это я разозлился и теперь должен был объяснить ему свое поведение.

— Она всегда такая, — ответил я. — Джули — она такая.

Дерек опустил глаза на свои ботинки, помолчал с минуту, а потом начал снова:

— Или вот в другой раз…

Но в этот миг из своего кабинетика вышел мистер О и завел с ним какой-то разговор. Воспользовавшись моментом, я допил чай и вышел.

Дверь черного хода была открыта, и я тихо вошел в дом. В кухне стоял застарелый запах чего-то жареного. Я испытывал странное чувство — как будто меня не было несколько месяцев и бог весть что могло произойти в мое отсутствие. За столом в гостиной, уставленным грязными тарелками, сидела Джули, вид у нее был очень довольный. На коленях у нее, сунув палец в рот, сидел Том, голова его покоилась у нее на груди, на шее была на манер нагрудника повязана салфетка. Он сосал палец и смотрел куда-то вдаль сонным, мечтательным взглядом. Меня он, кажется, не заметил. Услышав мои шаги, Джули подняла голову и улыбнулась мне. Я почувствовал, что сейчас упаду, и схватился за ручку двери: казалось, я ничего не вешу и меня может унести любое дуновение ветерка.

— Не удивляйся, — сказала мне Джули. — Том хочет снова стать маленьким.

Она опустила подбородок ему на макушку и начала покачиваться взад и вперед.

— Он сегодня был нехорошим мальчиком, — продолжала она, обращаясь скорее к нему, чем ко мне, — так что мы с ним хорошенько поговорили и решили, как будем дальше жить.

Том прикрыл глаза. Я подошел к столу, где стояла сковородка, и взял оттуда кусок холодного мяса. Джули укачивала Тома и что-то напевала про себя.

Том заснул. Я хотел поговорить с Джули о Дереке, но она встала и понесла Тома наверх. Здесь она открыла ногой дверь своей спальни. Я увидел, что она принесла из подвала старую детскую кроватку и поставила ее у своей постели. Кроватка была уже собрана, передняя стенка опушена. Странно и неприятно было видеть ее так близко от кровати Джули.

— Почему ты не поставила ее у него в комнате? — спросил я, указав на кроватку.

Джули, повернувшись ко мне спиной, укладывала Тома в кроватку. Она усадила его, чтобы расстегнуть рубашку, и он открыл глаза.

— Потому что ему так захотелось — правда, маленький?

Том кивнул и забрался под одеяло. Джули подошла к окну, чтобы задернуть занавески. В полутьме я приблизился к кроватке и встал возле нее. Джули отстранила меня, поцеловала Тома в лоб и аккуратно подняла переднюю стенку кроватки. Том, кажется, сразу заснул.

— Вот хороший мальчик, — прошептала Джули и, взяв меня за руку, вывела из комнаты.

Вскоре после того, как Сью прочла мне отрывки из дневника, я начал замечать, что от рук у меня исходит неприятный запах. Сладкий, гниловатый, он напоминал о выброшенном мясе. Шел он, кажется, от ладоней, даже скорее от пальцев — даже не столько от пальцев, сколько от углублений между ними. Я перестал онанировать. Больше не хотелось. После того как вымыл руки, они пахли только мылом, но стоило отвернуться и быстро провести рукой перед носом — и вместе с запахом мыла моих ноздрей касалась все та же гнилая вонь. Я начал подолгу принимать ванны днем, подолгу бездумно лежа в воде, пока она не остывала. Постриг ногти, вымыл голову, сменил одежду. Но через полчаса после ванны запах возвращался — слабый, почти неразличимый, словно воспоминание о запахе. Джули и Сью посмеивались над моим внезапным стремлением к чистоте: должно быть, говорили они, я тайно завел себе подружку. Однако Джули стала со мной ласковее. Она купила мне в комиссионном две рубашки, почти новые и как раз на меня. Однажды, столкнувшись где-то с Томом, я провел пальцами у него под носом и спросил, чем пахнет.

— Как будто рыбой! — громко ответил он своим новым, младенческим писклявым голоском.

Я отыскал медицинскую энциклопедию и прочел главу о раке. Может быть, думал я, из-за какой-то болезни я гнию изнутри? Я подолгу смотрелся в зеркало и дышал в сложенные чашечкой ладони. Однажды вечером наконец пошел проливной дождь. От кого-то я слышал, что дождевая вода — самая чистая на свете, так что снял рубашку, ботинки и носки, выбежал в сад, забрался на каменную горку и встал там, раскинув руки и подставив тело дождю. Сью вышла на порог кухонной двери и, перекрикивая шум дождя, спросила, что это я делаю. Потом позвала Джули. Обе они звали меня и смеялись, но я повернулся к ним спиной.

За ужином мы поспорили. Я говорил, что дождь пошел в первый раз со дня маминой смерти, а Джули и Сью — что нет, он был уже несколько раз. Я спросил, когда именно, и они ответили, что не помнят. Сью сказала: она точно знает, что выходила на улицу с зонтиком, потому что сейчас зонтик лежит у нее в комнате, а Джули: она помнит, что однажды, когда ехала в машине с Дереком, слышала шелест дворников по стеклу. Я сказал, что это ничего не доказывает. Они начали злиться — и чем сильнее злились, тем я становился спокойнее и непреклоннее. Джули потребовала от меня доказать, что дождя не было, на это я ответил: я не обязан ничего доказывать. Они говорят, что дождь был, так пусть доказывают они. Сестры умолкли, сердито фыркая. Когда я попросил Сью передать сахарницу, она сделала вид, что не слышит. Я встал, обошел вокруг стола, и в тот же миг она схватила сахарницу и поставила ее туда, где я сидел. Я уже занес руку, чтобы дать ей хороший подзатыльник, но в этот момент Джули закричала: «Не смей!» — так громко, что от неожиданности я промахнулся. Рука моя пронеслась у нее над головой — и я тут же ощутил знакомый запах. «Сейчас скажут, что я пукнул», — подумал я. Но Джули и Сью, словно решив не обращать на меня внимания, начали какой-то разговор между собой. Я сел, сунув руки себе под зад, и подмигнул Тому.

Том смотрел на меня, приоткрыв рот, полный недожеванной еды. Он сидел рядом с Джули. Пока мы спорили о дожде, он размазал еду по лицу и теперь ждал, пока Джули сделает ему замечание, вытрет лицо нагрудником, повязанным вокруг шеи, и велит выйти из-за стола. Тогда он сможет забраться под стол и