но на пути его вырос сам Брейби – Брейби стоял в дверях и возбужденно манил его к себе. В кабинете один из двух «хвостов» по имени Майк прикреплял липкой лентой к доске чертеж.

– Кажется, у нас что-то есть, – сказал Брейби, закрывая за Биэрдом. – Майк только что принес.

– Не подумайте, профессор, – сказал Майк. – Это не я нарисовал. Я нашел.

Брейби взял Биэрда за рукав и подвел к доске.

– Посмотрите. Хочу знать ваше мнение.

На большом листе был правильный чертеж, окруженный десятком набросков – рисуночков, выполненных четкой, но нетвердой линией наподобие того, что можно увидеть в записных книжках Леонардо. Под внимательным взглядом двоих Биэрд рассматривал центральный чертеж – толстую колонну с пересекающимися линиями и сечениями, увенчанную счетверенной одновитковой спиралью, а внизу менее детальное, в виде ящика, изображение генератора. На одном рисуночке изображена была крыша с телевизионной антенной и спиралью на коротком шесте, привязанном к дымоходу, – так себе крепление. Две минуты он рассматривал чертеж молча.

– Ну что? – спросил Брейби.

– Да, есть что-то, – буркнул Биэрд.

Брейби засмеялся.

– Я так и подумал. Как он действует, не понимаю, но понял: что-то тут есть.

– Это вариант турбины Дарриуса, похожей на старую сбивалку для яиц. – В давние дни, когда он был счастливо или менее одержимо женат, Биэрд посвящал половину дня изучению истории ветряков. Тогда физика этого дела представлялась ему сравнительно простой. – Но отличие тут в том, что лопасти стоят на спирали под углом шестьдесят градусов. Их четыре, что позволяет распределить крутящий момент и, может быть, облегчает запуск. Должна неплохо действовать в косом восходящем потоке. Возможно, годится для крыши – кто знает? Так кто ее придумал?

Но он уже знал ответ и почувствовал себя еще более усталым. Слушать ликование Сирены Суоффхема по поводу научного прорыва, зари новой эры в конструкции ветряков, сегодня было выше его сил. Это – до следующей недели; сейчас ему хотелось только посидеть в тиши, подумать о Патриции, не волноваться из- за пустяков. Вот до чего он дошел.

Майк почесал у себя под косичкой, простроченной кое-где мятежной сединой.

– Он лежал у Тома на столе. Мы подумали, он специально оставил, чтобы нам показать. Мы обрадовались, но его нигде не нашли. Сделали копию для инженеров, им тоже нравится.

Джок Брейби взволнованно сделал круг по кабинету, вернулся к столу и сорвал пиджак со спинки стула. Снобу в Биэрде хотелось отвести чиновника в сторонку и объяснить, что так не делают со времен Блетчли[6], и, во всяком случае, с его, Биэрда, студенческих времен, – не делают из верхнего пиджачного кармана патронташ для шариковых ручек. Но совет этот он держал только в мыслях, а вслух не высказывал.

Брейби сдерживал волнение и был величав; снизойдя с высот к собеседникам, он говорил размеренно и чуть хрипло, словно только что плеча его коснулся меч и он оторвал колено от королевской подушки.

– Сейчас я буду говорить с Олдосом, потом я отведу его к конструкторам. Нам нужны реальные чертежи. Они сядут с ним и поработают, а вы, Майк, и другие ребята тем временем можете все обсчитать… ну, там, закон Брехта и так далее.

– Закон Бетца.

– Совершенно верно.

И он удалился.

Закончив обход, Биэрд с тарелкой шоколадного печенья и чашкой горячего кофе уединился в пустой комнате отдыха позади столовой – давно уже единственном уютном месте в Центре – и почти с приятной тяжестью в ногах обратился мыслями к предмету своей одержимости, останавливаясь на деталях, которые в последнее время от него как-то ускользали. Но прежде ему пришлось поднять себя с кресла, пройти в другой конец комнаты и выключить бормочущий телевизор, настроенный по обыкновению на новостной канал. Соперничество Буша и Гора требовало внимания неголосующего большинства населения земли. Он снова сел и придвинул к себе тарелку.

Патриция была несравненно красивее других его жен, вернее, худощавая и белокурая, она была единственная из всех их красавица. Остальным четырем не хватало до красоты миллиметров – или нос слишком тонок, или рот чересчур широк, или чуть скошен лоб или подбородок, – они были привлекательны, эти меньшие жены, только в определенной перспективе, или благодаря усилию воли или воображения, или за счет плотского желания, склоняющего к самообману. Итак, некоторые детали, касающиеся Патриции. Например, узкие ягодицы. Ладонь побольше могла бы накрыть обе. Тугая сливочная кожа между выступающими краями таза. Поразительный полиморфизм, благодаря которому сформировались мягкие соломенные волосы на лобке. Увидит ли он когда-нибудь снова эти сокровища? Теперь, хоть это нарушает чувственную картину, он должен подумать о синяке под глазом. Она не хочет с ним разговаривать, и, может статься, он никогда не узнает правды. Рассуждать приходится лишь вероятностно. Допустим, его план удался, его гостья, чьи шаги он имитировал, стуча ладонями по ступеням, разозлила Патрицию, но и разбудила любовь, привязала к нему, заставила пожалеть о том, что она теряет, и она сказала Тарпину, что их роман окончен, что она возвращается к мужу, – а он пришел в ярость. В таком случае синяк на скуле означает, что она снова почти принадлежит ему, Биэрду. Не воздушный ли это замок? И если да, то что?

Он механически переносил печенье с тарелки в рот. Может быть, вся эта история примет невероятный характер. Невероятно большинство происходящего. Избиваемые, сломленные женщины иногда не могут расстаться со своими мучителями. Организаторы приютов для женщин часто сетуют на эту странность женской натуры. Если она впала в такую зависимость от любовника, на лице будут новые синяки. Его прекрасная Патриция. Невыносимо. Немыслимо. Тогда – что? Ей будет так же тошно от сочувствия Биэрда, как от жестокости Тарпина, и она захочет избавиться от обоих. Или однажды вечером он войдет в свою спальню и увидит ее там, она ждет его, голая, на брачном ложе, раздвинув ноги, и он уже шел к ней, шептал ее имя, сам уже голый. Это будет легко, и, когда он подошел к ней сбоку и обнял ладонью ее левую… Но он уже был не один, и не надо было оборачиваться, чтобы узнать, чья фигура появилась в дверях.

Не налив себе кофе – он не позволял себе ничего возбуждающего и считал, что Биэрду следует поступать так же, – Олдос уселся рядом с Шефом и без всяких предисловий сказал:

– Я серьезно рекомендую вам прочесть о тонкопленочном солнечном элементе в номере «Нэйчур» за будущую неделю.

Часть крови, которая должна была бы поступать в мозг Биэрда и задержалась в пенисе, теперь быстро отлила, иначе у него хватило бы духа сказать Олдосу: «Уйдите».

Вместо этого он сказал:

– Вас Брейби ищет.

– Я слышал. Вы видели мой эскиз турбины?

– Наверное, он у себя в кабинете.

С видом интеллектуального изнеможения Олдос снял бейсболку, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Мне надо было его уничтожить.

– В нем что-то проглядывается, – сказал Биэрд против желания.

Он не верил людям, носящим бейсболку вне бейсбольного поля, неважно, вперед козырьком или назад.

– В том-то и дело. По правде говоря, вещь революционная. Плавное изменение вращающего момента. Оптимальный угол атаки при любом направлении воздушного потока. Проблема турбулентности решена! Не сочтите болтуном, профессор, идея блестящая. Но понимаете, если Центр за нее ухватится, это три года, потерянных на разработку, – на то, что могла бы сделать коммерческая фирма ради прибыли. А ценность незначительна. Микроветряк не решит проблемы, профессор. В большинстве городов ветры недостаточно сильны. Нашей цивилизации нужен новый источник энергии. Надо фундаментально заняться солнечной, пока нас не обскакали немцы и японцы, пока не проснулись американцы. У меня есть идеи. Даже в нашем паршивом климате – инфракрасная-то составляющая есть? Но зачем я вам это

Вы читаете Солнечная
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату