– У меня, кажется, на этот счет ничего не записано.
Я вкратце описал ситуацию, а он слушал, подперев руками свою тяжелую симметричную голову, но так ничего и не записал. Когда я закончил, он спросил:
– С чего все началось?
– Он позвонил посреди ночи.
– Он сказал, что любит вас, и вы повесили трубку. Вы, должно быть, расстроились.
– Забеспокоился.
– И обсудили все с женой.
– На следующий день.
– Почему не сразу?
– Мы очень устали, и морально и физически.
– И как она реагирует на все это?
– Она расстроена. Наши отношения сильно испортились.
Линли поглядел вбок и значительно поджал губы.
– Скажите, она когда-нибудь злилась на вас из-за этой истории? Или вы на нее?
– Наши отношения стали довольно натянутыми. До этого мы были совершенно счастливы.
– Вы состоите на учете у психиатра, мистер Роуз?
– Нет, и никогда не состоял.
– Стресс на работе, что-нибудь в этом роде?
– Ничего подобного.
– Журналистика – достаточно жесткий бизнес, разве нет?
Я кивнул. Линли и его любопытное круглое лицо начали вызывать во мне отвращение. В наступившей тишине я произнес:
– У меня есть веские основания полагать, что этот парень способен стать опасным. Я обратился в полицию за помощью.
– Вот и правильно, – сказал Линли. – Я поступил бы точно так же. Пора уже, кажется, ужесточить законы, касающиеся подобных случаев. Значит, он стоит возле дома, а когда вы выходите, пристает к вам.
– Так и было. Последние дни он просто стоит там. Если я пытаюсь с ним заговорить, он уходит.
– Значит, фактически... – Он умолк и заглянул – или только сделал вид – в свои записи. Забормотал себе под нос: – Значит, преследование, ага... – Потом заинтересованно обратился ко мне: – А как обстоит дело с угрозами?
– Я выписал некоторые его высказывания. Они не слишком прямолинейны. Читать надо очень внимательно.
Дежурный инспектор Линли погрузился в чтение, и, пока глаза его были опущены, я вглядывался в его лицо. Гадливость вызывалась не бледностью, а распухшей нечеловеческой геометрией овала лица. Почти идеальный круг с пуговкой носа в центре дополнялся белым куполом лысины и изгибом жирного подбородка. А сам круг располагался на поверхности слегка деформированной сферы. Лоб выпирал, щеки вспучивались сразу же под маленькими серыми глазами, а продолжалась дуга синеватой гладкой выпуклостью между носом и верхней губой.
Он отбросил мои страницы на стол, сцепил пальцы на затылке, пару секунд изучал потолок, а потом взглянул на меня почти с жалостью.
– Если говорить о преследователях, мистер Роуз, то ваш Перри – божий одуванчик. Чего же вы хотите от нас? Чтобы мы его арестовали?
– Я хочу, чтобы вы осознали глубину его заблуждений и разочарование, которое становится все больше. Он должен понять, что ему не все позволено.
– Если следовать определению, данному в пятом пункте Свода общественного правопорядка, здесь нет ни угроз, ни оскорблений. – Линли заговорил быстрее. Ему хотелось побыстрее со мной распрощаться. – Никаких нарушений Гражданского кодекса тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Мы даже не имеем права сделать ему предупреждение. Он любит своего Бога, любит вас, я вам искренне сочувствую, но он не нарушает закон. – Он снова поднял и отбросил мои бумажки. – Покажите мне, где именно он вам угрожает?
– Если внимательно прочесть его слова и осмыслить их логически, получится, будто он подразумевает, что можно найти, нанять кого-то, чтобы со мной расправиться.
– Слишком слабо. Взгляните теперь нашими глазами. Он не портит вашу машину, не машет ножом у вас перед носом и не сыплет мусор на ваше крыльцо. Он даже ни разу не обозвал вас. Скажите, а вам с женой не приходило в голову пригласить его к себе и обсудить все за чашкой чая?
Я мысленно похвалил себя за выдержку.
– Послушайте, его случай – типичный. Синдром де Клерамбо, эротомания, преследование – называйте, как хотите. Я достаточно изучил этот вопрос. Все источники свидетельствуют об одном: когда он поймет, что не получит желаемого, он, скорее всего, перейдет к насилию. По крайней мере вы могли бы послать пару офицеров прогуляться вокруг его дома, чтобы он понял, что вы им заинтересовались.
Линли поднялся, но я упрямо продолжал сидеть. Он взялся за ручку двери. Его демонстративное