малышу:

– Так только говорится. Так говоришь, когда кого-то очень сильно не любишь.

– Если плохо так делать, – возразил мальчик, – значит плохо и говорить, что собираешься это сделать.

Я спросил:

– А ты слышал, как кто-нибудь говорит: «Я такой голодный, что мог бы съесть лошадь»?

Он честно обдумал мой вопрос и признался:

– Я так говорил.

– Разве хорошо есть лошадей?

– В нашей стране нехорошо, – сказала девочка. – А во Франции хорошо. Они их там каждый день едят.

– Это верно, – согласился я. – Но если уж что-нибудь по-настоящему нехорошо, я не понимаю, почему, переплыв через канал, мы должны считать это нормальным.

Стоя по-прежнему плечом к плечу, дети придвинулись ближе. После произошедшего здесь до этого дискуссия об относительности морали была чистым наслаждением.

Девочка сказала:

– В разных странах у людей разные понятия. В Китае отрыжка после еды считается проявлением вежливости.

– Это правда, – сказал я. – Когда я был в Марокко, меня предупредили, чтобы я ни в коем случае не похлопывал детей по голове.

– Ненавижу людей, которые делают это, – выпалила девочка, а ее брат, возбужденно перебив, заявил:

– Мой папа видел, как в Индии отрезали голову козе.

– И это были священники, – подчеркнула девочка. Упоминание об отце не вызвало никаких особых изменений, никаких сожалений. Он все еще был жив.

– Так что же, – спросил я, – разве не существует правил, с которыми считались бы люди во всем мире?

– Убивать людей нехорошо! – торжествующе воскликнул мальчик.

Я взглянул на девочку, она кивнула, и мы вместе повернулись на звук закрывающейся двери и увидели, что их мать только что завершила разговор с няней.

– Это Рейчел и Лео. А это мистер...

– Джо, – сказал я.

Лео взобрался к матери на колени. Она крепко обняла его. Рейчел подошла к окну и выглянула в сад.

– Наша палатка, – тихо сказала она самой себе.

– Я должна ее найти. – Джин Логан подвела итог, словно на деловой встрече. – Плохо, что вы ее не видели. Но, возможно, вы все же сможете помочь мне. От полиции никакого толку. Кто-нибудь из остальных мог что-то видеть. Сама я не могу встретиться с ними, но если бы вы согласились...

– О чем это ты говоришь, мама? – Рейчел повернулась от окна. В ее неуверенном вопросе я почувствовал тревогу и беспокойство за мать, а вместе с тем и тяжесть свалившегося на нее испытания. Очевидно, она боялась повторения каких-то уже виденных сцен и стремилась их предотвратить.

– Ни о чем, дорогая. Все это тебе неинтересно.

Я мучительно искал предлог для отказа, но не находил. Неужели жизнь моя настолько зависит от одержимости других людей?

– Я знаю телефоны работников с фермы, – сказала она. – Номер молодого человека можно разыскать без проблем. У меня есть его адрес. Его фамилия Перри. Три телефонных звонка – все, о чем я прошу.

Отказаться было неудобно.

– Ладно, – сказал я. – Я займусь этим.

Соглашаясь, я подумал, что смогу корректировать информацию, возможно, избавляя тем самым их семью от новых неприятностей. Согласились ли бы со мной Лео и Рейчел, что в некоторых обстоятельствах лучше соврать? Мальчик соскользнул с материнских колен и подошел к сестре. Джин Логан поблагодарила меня улыбкой, одернула юбку и слегка разгладила ее ладонями – жест, означающий, что теперь она позволяет мне уйти.

– Я напишу вам их номера.

Я кивнул и произнес:

– Послушайте, миссис Логан, ваш муж был чрезвычайно ответственным и смелым человеком. Вы не должны об этом забывать. – Рейчел и Лео дурачились возле окна, и мне пришлось заговорить громче. – Он принял на себя ответственность за спасение ребенка и держался до самого конца. Высоковольтные провода представляли реальную опасность. Мальчик запросто мог погибнуть. Ваш муж просто не смог отпустить веревку, и всем остальным стыдно из-за этого.

– Зато все остальные живы, – проговорила она, потом замолчала и нахмурилась, потому что Лео пронзительно завизжал под длинной шторой. Сестра щекотала его через ткань. Мать хотела было прикрикнуть на них, но передумала. Так же как и я, она лишь заговорила громче. – Не думайте, что я не размышляю об этом. Джон был альпинистом, спелеологом и хорошим моряком. Но он был еще и доктором.