Когда считалка, сделав полный круг, возвратилась к началу, обе девочки подпрыгнули выше, чем раньше, перевернулись в воздухе и приземлились спиной друг к другу. Лицо первой из них по-прежнему было скрыто от Стивена поющими зрительницами, которые теснились со всех сторон. Он приподнялся на сиденье, пытаясь рассмотреть получше. Тем временем поток машин впереди тронулся. Они также проехали с десяток метров, прежде чем снова остановились, и тут Стивен увидел. Под скакалкой находилась плотная шеренга из пяти девочек, которые прыгали вверх и вниз в такт ритму считалки. Та, первая, была к нему ближе всех. Пышная челка билась о белый лоб, подбородок задрался вверх, на лице застыло мечтательное выражение. Стивен смотрел на свою дочь. Он замотал головой, открыл рот, но не смог издать ни звука. Она находилась всего в пятнадцати метрах от него, ошибки быть не могло. Шофер наконец пробудился от перечисления чужих несправедливостей и решительно двинул вперед рычаг скоростей.

Машина снова тронулась, набирая ход. Стивен повернулся на своем сиденье, пытаясь увидеть девочку через заднее окно. Скакалка опять остановилась, на площадке было полно детей, трудно было различить лица. Стивен потерял Кейт из виду, а потом еще раз на мгновение увидел ее, когда она нагнулась, чтобы поднять что-то с земли.

– Остановите машину, – прошептал он, прочистил горло и сказал еще раз, громче: – Остановите машину.

Теперь они уверенно ехали со скоростью пятьдесят километров в час. Впереди горел зеленый свет, и струя прохладного воздуха, ворвавшаяся в сухую жару салона, настроила шофера на оптимистический лад.

– Ну, не все так уж плохо. Вот если ты сам себе босс. Можешь сам решать, на что ты способен.

Они уже отъехали от школы больше чем на километр.

– Да остановите же машину!

– Чего?

– Делайте, что вам говорят!

– В таком потоке?

Стивен рванул руль у него из рук, и, когда машину швырнуло влево, шоферу ничего не оставалось, как резко нажать на тормоза. На скорости около десяти километров в час они во всю длину оцарапали бок припаркованного у тротуара фургона. Сзади загудел хор возмущенных сигналов.

– Эй, послушайте, – жалобно начал шофер, но Стивен уже выскочил на мостовую и бросился бежать.

К тому времени, когда он вернулся к школе, площадка для игр опустела. Ощущение, что всего несколько минут назад здесь царила неразбериха лиц и шум голосов, делало тишину особенно глубокой, ограждавшие ее стены – особенно замкнутыми. Замешкавшаяся жара висела над асфальтом. Школа занимала несколько зданий, выстроенных в поздневикторианском стиле, с высокими окнами и вздымавшимися под разными углами крутыми кровлями. От этих построек исходили не столько звуки, сколько импульсы, извещавшие о присутствии детей в классных комнатах. Стивен неподвижно стоял у входа, напрягая все свои чувства. Само время приобрело сгущенный, запретный характер; он переживал состояние школьника, прогуливающего уроки, замирающего от собственной дерзости, взволнованного важностью своего проступка. На другом краю игровой площадки показался человек с цинковым ведром в руках, который направлялся в его сторону, поэтому Стивен решительно шагнул к двери, выкрашенной в красный цвет, и распахнул ее. У него не было определенного плана, но он не сомневался, что, если его дочь находится в этой школе, найти ее будет нетрудно. Волнение Стивена сменилось спокойной решимостью.

Он остановился возле пожарного шланга, намотанного на красный барабан, висевший на стене в начале коридора, который примерно через двадцать метров заканчивался вращающимися дверями. Обстановка была знакома Стивену со школьных лет: та же рыжая плитка на полу, стены покрыты глянцевой кремовой краской, чтобы их легче было мыть. Стивен медленно пошел по коридору. Он методически обыщет все здание, которое казалось ему не школой, а собранием потайных мест. Первая дверь, выходившая в коридор, оказалась заперта, за второй скрывался чулан уборщицы, за третьей обнаружилась бойлерная, где на перевернутом ящике были расставлены чайные чашки. Две следующие двери также были заперты, и, миновав их, Стивен оказался перед вращающейся дверью. Толкнув ее, он оглянулся через плечо и успел заметить человека с ведром, который вошел в коридор и теперь запирал на замок красную дверь. Стивен поспешил вперед.

Он оказался в хорошо освещенной приемной, от которой отходили еще два коридора, пошире и без дверей. Здесь на полках стояли цветы в горшках, а на стенах висели детские рисунки. На приоткрытой двери имелась табличка «Собеседование и плата за обучение». За дверью кто-то медленно печатал на машинке. Когда Стивен, стараясь, чтобы его не заметили, проходил мимо, он почувствовал запах кофе и сигарет и услышал, как мужской голос воскликнул: «Но тритоны не вымерли!» – на что женский успокаивающе пробормотал: «Ну, почти».

Миновав приемную, Стивен выбрал более широкий коридор, привлеченный доносившимся оттуда низким ритмичным гулом. Плитки линолеума под ногами были стерты до самого бетона, так что на полу образовалась щель, убегавшая вперед. Он остановился перед дверью, в которой имелось полукруглое окошко из армированного стекла. Заглянув через него внутрь и не увидев ничего, кроме участка деревянного пола, Стивен нажал на ручку и вошел в гимнастический зал, в дальнем конце которого тридцать детей в молчании выстроились в очередь, чтобы, подбежав к подкидной доске, перепрыгнуть через коня. На резиновом мате, поддерживая приземлявшихся учеников, стоял подтянутый пожилой мужчина; на шее у него болтались очки на серебряной цепочке. Каждый раз, когда очередной прыгун отрывался от доски, мужчина издавал отрывистое «Ап!». Он без всякого интереса взглянул на Стивена, который занял позицию у дальнего конца мата, чтобы рассмотреть детей, выполнявших прыжок.

Вскоре прыгающие лица стали казаться Стивену маленькими лунами, дисками, на которых, словно на рисунках из комикса, застыли все возможные выражения – ужас, безразличие, решимость. Перед Стивеном успела пройти половина класса, прежде чем он понял, что представляла собой идеальная форма упражнения. Предполагалось, что дети должны приземлиться на мат, плотно сомкнув ноги, не шелохнувшись, и зафиксировать такое положение на одну или две секунды, после чего бегом отправиться в конец очереди готовиться к новому прыжку. Так как ни одному из учеников это не удавалось, учитель, видимо решив довольствоваться малым, добивался, чтобы после прыжка, по инерции просеменив по мату несколько шагов, каждый ребенок застывал по стойке «смирно», на военный манер. Ни разу с губ учителя, напоминавшего инспектора манежа в цирке, не сорвалась похвала или наставление. Он произносил свои «Ап!» абсолютно ровным тоном. Не похоже было, чтобы у него в запасе имелись другие упражнения, потому что других снарядов в зале не наблюдалось. Выполнив прыжок, дети тут же бежали обратно, без единого слова или лишнего движения. Трудно было представить, что этот процесс может прерваться. Стивен вышел из зала, когда лица, на которые он смотрел, стали проходить перед ним по второму кругу. Впоследствии воспоминания о том, как он обыскивал школу, возникали в сознании Стивена не иначе как на фоне резких ударов и гулких отскоков подкидной доски и равномерных сдержанных восклицаний учителя