крышку, сел, свесив ноги в колодец.
– Сюда все слушайте. По скобам за мной спускаетесь, дальше по трубе, она наискось под уклон идет, ползти придется. Бошки не подымать, зад не отклячивать, наросты белые увидите по стенкам – не трогать.
– Жжется-то как, – произнес Оглобля, держась за голову. – А если наросты эти не обойти никак?
– Не твоя забота! Ползи себе, главное, увидишь чего белое на стенках, так не трожь. Всем ясно?
Шорох под потолком заглушили беспорядочные стуки. Ильмар поднял факел, повел рукой. Мутафаги бились мордами в решетки, пытаясь проникнуть внутрь.
– Крикну, факел сбросишь. Кто последний, тот люк задраивает. – Юл ухватился за скобы и исчез в колодце.
Ильмар шагнул к отверстию в полу.
– Башмачник, все понял?
Оглобля не ответил.
– Бросай! – долетело снизу.
Ильмар кинул факел и полез в колодец, за ним последовал Калеб. Оглобля, втянув голову в плечи, нащупал в полной темноте круглую крышку на полу и полез в дыру. Звякнув, на пол упала решетка с отдушины, в комнате захлопали крылья. Оглобля нырнул в колодец, сдвинул люк над головой и вскрикнул.
– Что там? – Внизу показалась голова Калеба, озаренная прыгающим светом факела.
– Палец прищемил, – отозвался Оглобля.
– Люк закрыл?
– Да.
– Точно?
– Да закрыл, мутафага тебе в глотку!
– Лезь сюда. – Калеб исчез в трубе.
«Сюда», «смолкни», «не твоя забота»… Оглобля зло сплюнул. Ему надоели вечные понукания. В клане он целым отрядом командовал, а эти бандюги на него знай покрикивают! Он слез в трубу, тихо ругаясь и скрипя зубами, кое-как развернувшись, пополз. Впереди смутно мелькали чьи-то подошвы – должно быть, Калеба. А ведь если задуматься, то это шакаленок во всем виноват, Вик Каспер! Оглобля полз, стараясь держать голову как можно ниже. Сучонок! Невестин пирог попер, тогда все и завертелось. Потом Архип с этой своей бригадой, как мышь, летучей. Дескать, старый стал, власть Оглобле передать решил, в преемники старшего бригадира назначить думает и главой клана сделать хочет. Да врал все тогда Архип Дека! Мозги конопатил, а потом – раз! – и поставил Копыто на место старшо?го, а Оглоблю разжаловал прилюдно…
Над головой мелькнуло что-то светлое, и в нос ударил кислый запах. Оглобля решил не останавливаться – темя и так зудит, мышь какой-то гадостью в него плюнула, не хватало еще в трубе вляпаться в че-нить посерьезнее. Злость не проходила, Оглоблю аж трясти начало – он долго молчал, всю дорогу до этих шахт старался вести себя сдержанно, что полностью противоречило его натуре, не высовываться, не спорить лишний раз… теперь накопившееся раздражение искало выхода. Да что там раздражение – злоба, почти что ненависть к спутникам, бандюкам этим! Ну ничего, пускай атаман с помощником своим зубоскалят и задирают Оглоблю. Ничего, он все помнит, он им устроит, когда из подземелий выйдут. Тогда-то Ильмар с Калебом поймут, что такое сила, кого уважать следует и у кого ствол длиннее!
Башмачник почти догнал ползущего впереди Калеба. Все больше распаляясь и накручивая себя, а теперь еще и припомнив обиду, нанесенную телохранителем Геста, когда тот ни за что ни про что уложил его носом в землю и чуть не убил вовсе, он треснул кулаком по вогнутой стенке так громко, что Калеб остановился. Бросив взгляд через плечо и убедившись, что с башмачником все в порядке, пополз дальше.
Приступ злобы прошел, и Оглобля начал строить планы. Сначала Геста кончить, пулю пустить промеж глаз. Забрать все, что он ценного несет, – не зря ведь Ильмар так жаждет Преподобного словить. Потом с Калебом и атаманом разделаться. А вот с Юлом надо как-то договориться: не убивать, а лишь оглушить и потолковать после, потому как из предместий Минска в одиночку не выбраться, следопыт нужен. И когда Оглобля в Москву вернется, уж он сил не пожалеет, разыщет Вика, чтобы кишки тому выпустить.
А потом и за Архипа Деку приняться можно будет.
Труба закончилась, и он увидал в отсветах факела, что Калеб поднялся на ноги. Раздались голоса Ильмара и Юла. Вскоре Оглобля выбрался в комнату с железными, как ему показалось, стенами. Спросил, отряхиваясь:
– И че тут было?
– Не важно. Все целы? – Юл поднял повыше факел. – Осмотрите одежу свою, руки, головы. Чтобы чисто все было. Надеюсь, грибок никто не цепанул…
– Че за грибок? – испугался Оглобля.
Кривясь от жжения в темени, куда харкнула гадская летучая мышь, он поднял руки, чтобы ощупать голову, но тут шагнувший к нему Юл воскликнул:
– Ого! Эк тебе шишак раздуло…
Он полез в суму у бедра, достал склянку с серым порошком.
– На, присыпь пузыри на лысине.
– Какие пузыри? – Оглобля, выпучив глаза, схватил склянку и сунул горлышком в рот, чтобы вытащить зубами пробку.
– Стой! – Юл вырвал у него пузырек. – Нельзя в рот, химия это!
– Хи… че?
– Темнота… – протянул следопыт, вытаскивая пробку. – Присядь. Присядь, говорю!
Оглобля опустился на одно колено.
– Терпи теперь. Сначала оно жжется еще сильней, чем слюна мышиная, а потом отпустит.
Башмачник зажмурился, когда Юл щедро сыпанул порошок и на лысине будто костер разожгли. Спустя несколько мгновений боль отпустила, и голова нестерпимо зачесалась. Оглобля поднял руку.
– Не трожь, терпи! – велел Юл, убирая пузырек в суму. – Та?к вот. А у вас чего?
Он повернулся к Ильмару с Калебом, которые осматривали одежду и отряхивались.
– Порядок, – сказал атаман. – Куда дальше?
– Дальше… Дальше слушайте. Мы сейчас под главным туннелем. И нам надо попасть… ну, считай, что назад в него вернуться надо. Для этого отсюда придется идти прямо. Долго идти. Как лестницу с потолка висящую увидим, так пришли, значит. Поднимемся и назад потопаем, к туннелю то бишь. Ясно?
– Угу, – буркнул Оглобля, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться отросшими грязными ногтями в темя и не разодрать кожу, так нестерпимо там зудело и ныло.
Калеб кивнул. Ильмар обвел всех взглядом и спросил:
– У кого сколько патронов, что из оружия осталось, из поклажи? У меня штуцер, полтора десятка патронов. Столько же к пистолету, но пистолета нет. Воды полфляжки. Калеб?
– Две обоймы к карабину, нож и фляга. Граната еще.
Юл похлопал по суме.
– Ну че… У меня, значит, набор тут с лечебными смесями, два рулона бинта, зажигалка, заготовки для факелов, банка с бензином и моток веревки капронной. К карабину три обоймы, нож, ну и фляга с водой.
– Много, – сказал атаман. – Запасливый.
– А под землей иначе никак, потому и тайники, когда чензир контрабандой таскали, делали себе. На случай, если кто заплутает тут из своих. И правило всегда такое было: взял из тайника что-то, потом восполни, чтобы другие могли попользоваться. Та?к вот.
– Оглобля? – Атаман повернулся к башмачнику.
– У меня десять патронов к винтовке и нож.
– Всё? – Ильмар глядел с недоверием.
– Всё! – отрезал Оглобля, у которого за голенищем левого сапога был вшит пенал, а в нем – короткая трехгранная пика без рукояти.