Фон Манштейн прекрасно осознавал, что по мере продвижения головных частей русского наступления в западном направлении проблемы поддержания регулярного снабжения и доставки пополнений достигнут критически допустимых пределов. К тому же его воодушевляла несгибаемая доблесть бойцов элитных танковых дивизий, которые, несмотря на численный перевес противника, продолжали с честью выходить из поединков с неприятелем, поскольку по мере того, как характер боевых действий менялся от позиционной войны к более маневренным и подвижным боевым действиям, у русских все сильнее начинали сказываться слабый уровень подготовки личного состава и особенно командиров, неважные средства связи и. как следствие, не всегда грамотное руководство боем. Столкновение в районе Манычской 23-25 января, когда 11-я танковая дивизия из состава 4-й танковой армии уничтожила сильный русский плацдарм на реке Маныч, создававший угрозу прохождения 1-й танковой армии через «Ростовскую горловину», могло считаться классическим примером превосходства немцев. Русская оборона на этом береговом плацдарме рухнула потому, что немецкая бронетехника наступала на неожиданном участке (в тонко выбранном генералом Г. Бальком месте успешного отражения более ранней атаки) при сосредоточенной поддержке артиллерийским огнем и в тесном взаимодействии с пехотой. Немецкие танки довольно легко прорвались в ключевые опорные пункты врага с тыла, поскольку внимание русских отвлекла атака легких частей и артиллерии на другом участке. Кроме того, русские поставили танки в окопы – вкопали в землю, – вместо того чтобы эффективно задействовать их как подвижные ударные силы, что привело к потере 20 танков и 600 человек пехоты против одного убитого и 14 раненых на стороне немцев.
Имея в распоряжении 1-ю танковую армию, угроза положению которой к востоку от Ростова перестала существовать, вместе с 4-й танковой армией и прибывшим танковым корпусом СС, фон Манштейн обретал способность приступить к разработке плана разгрома неприятеля. Отдавая пространство, но выигрывая время перед лицом наступавшего, но выдохшегося противника, Манштейн позволял ему углубляться вперед до наступления подходящего момента, когда мог бросить на врага вновь набравшие силу танковые части. Этого-то русские и опасались. Еще в середине января, за полмесяца до того, как окончательно капитулировал под Сталинградом Паулюс, они вновь устремились на запад с намерением овладеть транспортным узлом Курск и создать береговые плацдармы на противоположном берегу реки Днепр прежде, чем весенняя распутица сможет сковать передвижения людей и техники.
Контрнаступление русских в середине ноября 1942 г. привело к окружению немцев под Сталинградом (что закончилось уничтожением 6-й армии к февралю 1943 г.) и к отходу немецких войск в направлении Курска и Харькова. Уже сильно ослабленные русские части продвинулись за Харьков, что позволило Манштейну в феврале нанести контрудар, который заставил русских откатываться, в результате чего образовался так называемый Курский выступ, или Курская дуга.
Исходя из предположения, что немцы пребывают в смятении, деморализованы и неспособны к длительному противодействию, не говоря уже о ведении каких бы то ни было наступательных действий, Сталин, несмотря на сомнения некоторых из высших командиров, настаивал развивать наступление до пределов возможного. Генералы Голиков и Ватутин, командовавшие первый Воронежским фронтом, целью которого служил Белгород и Курск, и второй – Юго-Западным фронтом, задачей которого стало овладением Харьковом и переправами на Днепре, не только беспокоились из-за плачевного состояния дел на истончившихся длинных линиях коммуникаций, но также не могли не видеть расхождения осей их наступления, что приводило к образованию бреши между обоими фронтами. Не жалея для русских веревки, на которой те могли бы самостоятельно повеситься, фон Манштейн заманивал их в западню, даже сдал им такие стратегически и психологически важные центры, как Белгород и Харьков, чтобы усилить в противнике уверенность в безнаказанности его действий.
И русские спешили в западном направлении, постоянно слабея, теряя танки и артиллерию, страдая от нехватки снабжения, для доставки которого широко применяли гужевой транспорт. Теперь главной заботой фон Манштейна, помимо сосредоточения основных ударных сил в жизненно важных точках к востоку излучины Днепра, становилось убедить начальство – Гитлера с его свитой в лице немецкого главного командования – в том, что дерзкий план сработает. Дебаты между Гитлером – апостолом борьбы до последнего человека даже за безнадежные позиции – и фон Манштейном – первосвященником подвижной войны – закончились все-таки в пользу последнего: в этом случае фон Манштейну удалось убедить Гитлера в своей правоте. И вот наконец 6 февраля фюрер, потрясенный провалом под Сталинградом, где приказ стоять насмерть привел к бесславной гибели армии. пошел на то, чтобы предоставить свободу действий фон Манштейну. Группировка из трех танковых корпусов, угрожавших флангам чрезмерно растянутых порядков головных частей наступления фронта Ватутина к югу от Харькова (который пал 16 февраля), получила приказ идти в бой, по чуть было не осталась на месте, потому что 17-го числа Гитлер запаниковал и снова встретился с фон Манштейном с намерением отстранить фельдмаршала от исполняемых обязанностей накануне решительного удара. Но все же Гитлер передумал, надо полагать, до некоторой степени убежденный донесениями и выводами (полученными разведкой на основе перехватов радиопереговоров), подтверждавшими заключения о чрезвычайной слабости русских колонн, в остальном же решивший положиться на милость судьбы и рискнуть. Фон Манштейн мог констатировать, что приготовления закончены. II танковый корпус СС под Красноградом изготовился атаковать острие наступления Ватутина, двигаясь слева направо через фронт. Танковый корпус 4-й танковой армии сосредоточился поблизости от ставки фон Манштейна к востоку от Запорожья с инструкциями ударить по тем же колоннам в южном направлении, в то время как соседняя 1-я танковая армия силами XI. и LVII танковых корпусов сдерживала противника у Красноармейского, ожидая приказа действовать в унисон с остальными под Харьковом в северном направлении.
По грустной иронии судьбы, когда намерения немцев стали, так сказать, вырисовываться (нет никаких оснований предполагать, что Манштейн принимал какие-то особенные меры, кроме обычных рутинных, используемых в таких случаях с целью сокрытия приготовлений), командующим русскими фронтами доставалось от их верховного начальства почище, чем солдатам на передо вой от действий противника. Сталин в Москве не стеснялся откровенных угроз, если слышал от Голикова или Ватутина хоть малейшие сомнения в отношении происходившего на их участках фронта. Вождь с самого начала пребывал в убеждении, что немецкое контрнаступление служит лишь ширмой, операцией прикрытия для обеспечения
