Присутствующие немного помолчали, переваривая тот факт, что уважаемый, известный, считавшийся честным гражданин вроде Логана Мэннинга успел на чем-то погреть руки. Вопрос в том, как ему это удалось и кто был его сообщником? Первым на ум Сэм пришел Валенте с его грязным списком обвинений, связанных с финансовыми махинациями. Маккорд явно держался того же мнения, потому что немедленно спросил ревизора:

— Вам удалось найти свидетельство делового сотрудничества Мэннинга и Валенте?

— Никаких следов, — объявил тот. — Зато я накопал кое-что еще, представляющее для вас некоторый интерес. Собственно говоря, я приберег это напоследок. Вы дали мне различные документы и корреспонденцию Мэннинга со своими заметками по каждой бумаге и просили все тщательно просмотреть.

— Верно, — кивнул Маккорд.

— Все в порядке. Если не считать одного: согласно вашим записям, Мэннинг вложил двести тысяч в пьесу Соломона. В папке содержится соглашение между Мэннингом и Соломоном, подтверждающее передачу двухсот тысяч долларов. Но знаете, чего я не сумел найти?

Маккорд медленно, многозначительно кивнул. Губы сжались в тонкую линию.

— Чек на двести тысяч? — сухо выговорил он.

— Именно. Мэннинг просто отдал деньги наличными в обмен на долю прибылей в пьесе.

— И, — добавил Маккорд, — Соломон, вне всякого сомнения, имеет большие суммы наличными после каждого спектакля, поэтому спокойно взял деньги Мэннинга и поместил в банк, не вызвав ненужных расспросов налоговиков.

— Да, и тем самым вольно или невольно отмыл для Мэннинга двести тысяч.

Маккорд, вопросительно подняв брови, взглянул на Сэм:

— Вы присутствовали при допросе Соломона. Ваше мнение?

Немного поразмыслив, Сэм ответила вслух:

— Думаю… такое возможно. На первый взгляд Соломон — блестящий, талантливый, оригинальный… псих, но на деле это вовсе не так. Вспомните, как резко он разговаривал с вами, когда понял, в чем мы подозреваем Ли Мэннинг.

— О нет, он далеко не псих. У него достаточно делового чутья, чтобы продюсировать собственные пьесы, искать инвесторов и контролировать финансовую сторону вопроса. Насколько я слышал, такое бывает редко.

Сэм рассеянно провела рукой по волосам и покачала головой:

— Соломон воображает себя чем-то вроде диссидента, нонконформиста, и сомневаюсь, чтобы он терзался угрызениями совести, отмыв немного деньжат для друга, но не знаю, сделал бы он то же самое для человека, который подверг бы его опасности попасть в тюрьму.

Маккорд, ничего не ответив, обратился к Шредеру и Уомэку:

— Вы уже наводили справки о Соломоне. Теперь я хочу, чтобы вы трое начали собирать полное досье на него и его любовника. Не сворачивайте работу, пока не сумеете рассказать их биографии в малейших деталях, вплоть до того, кто носит пижамные штаны, а кто — куртку.

После ухода аудитора воцарилось продолжительное молчание. Все сосредоточились на новом неотложном вопросе относительно источника наличных Мэннинга.

Маккорд сел за стол, и Сэм, мгновенно забыв о деньгах, уставилась на него. Он выглядел озадаченным и отчужденным: брови сведены на лбу, челюсти сжаты, в глазах стынет стальная решимость. Очевидно, он уже обдумывал шахматную партию, где на доске вместо фигур стоят живые люди.

Неделю назад он пригласил Сэм на ужин, и она каким-то образом нашла в себе силы отказаться. К этому времени ее влечение к нему выросло до такой степени, что всякий раз в его присутствии приходилось заставлять себя дышать ровнее. Глядя на его рот, она гадала, каково это — чувствовать эти скульптурно вылепленные губы на своих губах. Если он находился на расстоянии вытянутой руки, она с трудом подавляла безумный порыв провести кончиком пальца по шраму на щеке, а потом податься вперед и прижаться к нему губами. Если же он был на другом конце комнаты, она мысленно заставляла его подойти к ней.

В тот день, когда он заговорил об ужине, они сидели в его кабинете, продираясь сквозь дебри документов и записей, изъятых из квартиры Мэннинга.

— Думаю, для нас обоих это будет ошибкой, — ответила тогда Сэм на приглашение и не успела договорить, как ей ужасно захотелось вернуть слова обратно.

Ей стало гораздо легче, когда он с легкой улыбкой согласился:

— Уверен, что так оно и было бы.

Но уже через мгновение ей, неизвестно почему, стало куда хуже.

Он обладал своеобразным, сардоническим юмором и чисто мужским обаянием, пленявшим и обезоруживавшим Сэм, и в довершение всего она искренне восхищалась всеми его качествами. Он был не похож ни на одного ее знакомого мужчину. Она считала его умнее себя, а ведь Сэм была очень неглупа. Мало того, он казался куда мудрее, хотя и ей мудрости не занимать. И все равно: он мужественнее, выносливее и проницательнее.

Настольный телефон зазвонил, и Сэм завороженно наблюдала, как эти длинные пальцы поднимают трубку. У него были прекрасные, сильные руки хорошей формы, руки, которые безошибочно отыщут все чувствительные местечки на ее теле… если она позволит. Но она не позволит.

Он больше не повторял приглашения и не упоминал о нем. Мало того, вел себя так, словно никакого приглашения не было. И своего обращения с Сэм не переменил. Все вроде бы оставалось по-прежнему. Никаких признаков раненого мужского эго. Никакого скрытого возмездия в любой форме. Он по-прежнему улыбался ей, когда позволяла обстановка, время же от времени нетерпеливо хмурился.

Сэм с легкой завистью думала, что он великолепен во всех отношениях человек, полностью соответствующий определению «настоящий мужчина». Правда, в жизни таких встретишь редко. У него есть определенные этические и моральные принципы. Он безраздельно властвовал в любом обществе, совершенно не стремясь быть главным, учил, не читая наставлений, вел, но никогда не тащил, хотя временами подталкивал.

Словом, прирожденный лидер. Натуральный, одаренный лидер. Но вот только она не последователь. И никогда не позволяла себе быть ведомым.

Он был тверд, как гранит, и мягок, как летний ветерок… или способен быть таковым, если на его пути попадется Та Самая Женщина.

Только она не Та Самая.

И вступить с ним в определенные отношения да еще допустить, чтобы они развивались, будет чистой глупостью для них обоих.

Сэм едва не подпрыгнула, сообразив, что он уже успел повесить трубку и снова обращается к ним.

— Как я начал объяснять несколько минут назад, — объявил он, настойчиво глядя на Сэм, словно приказывая взглядом выйти из транса и слушать, — сегодня утром нам придется развлекать незваного гостя. Собственно говоря, это историческое событие, потому что у нашего будущего гостя имеется многолетняя привычка швырять наши приглашения в мусорную корзину своего адвоката, каждый раз когда мы просим его зайти поболтать.

— Что? — со смехом переспросила Сэм, удивленная непривычно длинной, изобиловавшей метафорами речью неизменно лаконичного и прямого Маккорда.

— Сегодня утром позвонил адвокат Валенте и пригласил нас на тет-а-тет в офис своего клиента, — уточнил Маккорд, и Сэм вдруг поняла, что столь необычная витиеватость вызвана беспомощным раздражением. — Я, разумеется, отказался. Однако после того, как он предупредил о всех неприятностях, ожидающих меня в суде, я сдался и великодушно согласился. — И, посмотрев на часы, он брезгливо уточнил:

— Они скоро будут здесь.

— А Бьюкенен сказал, какого дьявола ему нужно? — неожиданно вмешался Уомэк, вытирая стекла бифокальных очков. Временами он вел себя настолько тихо, что Сэм забывала о его присутствии, но в разговоре частенько бывал на удивление категоричным и язвительным.

— Он заявил, — сардонически бросил Маккорд, — что считает, будто его клиент стал объектом нашего расследования по делу Мэннинга, и желает избавить нас от излишних хлопот и расходов на проверку