в ответ помахал какой-то тряпкой, и скрылся в кабине.

Локомотив окутали клубы пара, колеса дрогнули, скользнули по рельсам, потом покатились… Поезд тронулся. Полковник поднялся в вагон.

К наступлению сумерек поезд был уже далеко от Риз-Сити. Город и равнина, на которой он расположился, скрылись из виду. Начались холмы — предвестники настоящих гор. Последние лучи солнца освещали сгустившиеся тучи, которые закрывали первые звезды и раннюю луну, и обещали снегопад.

В салоне первого вагона находились восемь человек и у семи из них в руках были стаканы. Натан Пирс, сидя на низком и нешироком диванчике рядом с Марикой, держал стакан виски, а девушка — бокал портвейна. Стаканы с виски были также у губернатора и полковника Клермонта, сидевших на таком же диванчике у другой стенки вагона, у доктора Молине и майора О'Брейна, расположившихся в креслах. В третьем кресле преподобный Теодор Пибоди прихлебывал минеральную воду и поглядывал по сторонам с видом праведного превосходства. Единственным человеком, который ничего не пил, был Джон Дикин. Руки его по-прежнему были связаны сзади, а на ногах оставались грубые лошадиные путы. Он сидел сгорбившись на полу у прохода, ведущего в купе. Не считая Марики, которая иногда бросала на него сочувствующие взгляды, никто, не подавал вида, что присутствие Дикина в салоне вносит какой-то диссонанс. В этих краях жизнь ценилась дешево, а физические страдания были таким обычным явлением, что не стоили внимания.

Пирс поднял свой стакан и сказал:

— За ваше здоровье, джентльмены. Честное слово, полковник, я и не подозревал, что армия путешествует с таким комфортом. Неудивительно, что наши налоги…

Клермонт тут же оборвал его:

— Армия, шериф, никогда не путешествует с таким комфортом! Это личный вагон губернатора. В нем два купе для мистера Ферчайлда и его супруги, одно из которых, в данном случае, предложено его племяннице. Просто губернатор был настолько любезен, что пригласил нас ехать и питаться в его вагоне.

Пирс снова поднял свой стакан.

— В таком случае, за ваше здоровье, губернатор! — Неожиданно он с любопытством посмотрел не Ферчайлда. — В чем дело, губернатор? Вас что-то беспокоит?

— Дела штата, мой дорогой шериф, знаете ли, не только приемы и балы.

— Не сомневаюсь, — миролюбиво пророкотал Пирс, но сейчас же спросил: — А зачем вы совершаете эту поездку, сэр? Я хочу сказать, что будучи человеком штатским…

— Губернатор осуществляет в своем штате и военную власть, Натан, — прервал его О'Брейн. — Разве ты этого не знал?

Ферчайлд величественно произнес:

— По некоторым причинам требуется мое присутствие в форте Гумбольдт. — Он взглянул на Клермонта, который едва заметно кивнул. Больше я не могу сказать… во всяком случае, в настоящий момент.

В салоне воцарилось молчание, которое нарушило появление Генри, высокого и неимоверно тощего стюарда. Он провозгласил:

— Обед подан, господа!

Та часть вагона, которая находилась за купе для губернатора и Марики, была отведена под столовую. В ней стояли два столика на четыре человека каждый. Для людей, привыкших к походной жизни, она была обставлена роскошно. Сервировка столов указывала, что Ферчайлд потратил на нее часть собственных средств.

Губернатор, его племянница, Клермонт и О'Брейн сели за один стол. Пирс, доктор Молине и преподобный Пибоди — за другой.

Некоторое время обед проходил в молчании. Так как выбора блюд не было, даже гастрономическая тема ни для кого не представляла интереса.

Пибоди демонстративно перевернул свой стакан, когда Генри предложил ему вина, после чего стал опасливо посматривать на Пирса.

— Вышло так, — сказал он, преодолевая смущение, — что мы с доктором оба из Огайо. И даже там о вас рассказывают разные истории. Я нахожу весьма странным сидеть за одним столом с человеком… э-э… с таким прославленным законником Запада.

— Вы имеете в виду дурную славу, преподобный отец? — улыбнулся Пирс.

— Нет, уверяю вас! Я говорил только о… Ведь вам приходилось убивать. И все эти десятки убитых вами индейцев…

— Полегче, преподобный! — запротестовал Пирс. — Мне пришлось убивать, но только по необходимости. И счет идет не на десятки индейцев. Это были, в основном, белые ренегаты и преступники. К тому же прошло много лет, сейчас я тоже мирный человек.

После этой отповеди Пибоди долго собирался с духом, чтобы продолжить расспросы:

— Тогда почему вы носите два револьвера, шериф?

— Потому что есть по меньшей мере дюжина людей, которые спят и видят мою голову на блюде. Те, кого я засадил в тюрьму, но уже вышел на свободу. Ни один из них не осмелится состязаться со мной в открытой схватке, потому что у меня репутация человека, который не промахивается. Но она защитит меня не лучше, чем лист бумаги, если меня застанут невооруженным. — Пирс похлопал по обеим кобурам. — Это мой страховой полис, преподобный.

На лице пастора было написано недоверие. Шериф продолжил:

— А что касается индейцев… Я согласен, есть лучшие способы умиротворять индейцев, чем проделывать в них дырки. Поэтому я просил губернатора дать мне статус официального агента по сношению с индейцами этих территорий. И кое-каких успехов я добился. Думаю, что паюты мне сейчас доверяют. Кстати… — он посмотрел на соседний столик. — Полковник! — Клермонт вопросительно поднял брови. — Было бы неплохо задернуть занавески. Мы въезжаем на враждебную территорию. Нет смысла привлекать к себе чрезмерное внимание.

— Так скоро? Хотя, вам лучше знать. Генри, выполните просьбу шерифа, а потом сходите к сержанту Белью, пусть он сделает то же самое.

Лицо Пибоди застыло от ужаса.

— Но вы говорили, что индейцы вам доверяют!

— Доверяют, но только мне.

— М-да…

Пибоди несколько раз судорожно сглотнул, хотя он давно уже ничего не ел, и погрузился в мрачное молчание.

Генри подал кофе в салон. О'Брейн позаботился о виски и вине. Когда все перешли туда, зеленые плюшевые занавески на всех окнах были плотно задернуты.

Посидев немного, доктор Молине отставил свой стакан, поднялся, потянулся и прикрыл весьма нескромный зевок.

— Прошу прощения, завтра трудный день. В моем возрасте человек должен высыпаться как следует.

— Трудный день? — переспросила Марика. — В это невозможно поверить, доктор.

— И тем не менее. Вся наша аптека была погружена лишь вчера в Огдене. Ее нужно тщательно проверить до прибытия в форт.

Марика улыбнулась.

— Почему вы спешите, доктор. Разве нельзя сделать это по прибытии на место?

Молине внимательно посмотрел на Марику и повернулся к полковнику.

— Полагаю, что скрывать истину не только бессмысленно, но и оскорбительно для взрослых людей.